**Дневник Вари**
Когда мне было пять, я впервые увидела маяк в книжке. Высокий, одинокий, окружённый бушующим морем, тёмным, как сажа. Я прижала пальцы к странице и прошептала: «Я буду жить там». Родители рассмеялись. Бабушка сказала: «Фантазёрка ты у нас». А тётя Лида фыркнула: «Сказки. Лучше бухгалтером стань».
И я стала. Поступила на радиотехнический — звучало солидно. Но сердце тянуло к морю. После пар чертила в тетрадях маяки, перечитывала Жюля Верна, слушала шторма в наушниках. А в отпуск ехала не на юг, как все, а в Мурманск.
— Совсем с катушек слетела! — возмущалась мать. — Девки в Турцию, а ты — в промозглый север!
— Мне нравится, — улыбалась я.
— Тебе мужа бы найти, а не по маякам шастать!
После института устроилась в фирму по навигационному оборудованию. Рутина: схемы, пайка, отчёты. Но однажды шеф сказал:
— Есть место. На Крайнем Севере. Посёлок Морской, радиомаяк. Хочешь?
Я молча кивнула. Будто ждала этого всю жизнь.
— Тяжело будет. Вахта три месяца. Маяк, сторож и ветер.
— Я согласна.
Мать устроила скандал:
— Ты хочешь сгинуть в этой глуши? Мы тебя в люди вывели, а ты…
— Это мой шанс, — перебила я.
— Шанс спиться и замёрзнуть!
Отец молча курил у окна. Потом сказал:
— Пусть едет.
Посёлок назывался Заливино. Пять домов, пристань, магазин «У Галины» и маяк на скале. Когда я первый раз вышла к морю, ветер чуть не сбил с ног. Вода бушевала, чайки кричали, небо нависало свинцовое. Но внутри пело.
— Ты Варя? — Подошёл корявый мужик в промасленной куртке. — Я Семёныч. Сторож. Тут за старшего.
Он взял мой рюкзак и повёл к домику у маяка. Пахло хлебом, дёгтем и старостью. На столе — керосинка, на полках — книги и ржавые гвозди.
— Вот твоя берлога. Маяк за тобой. Станция древняя, но живая.
— Разберусь.
— Не сомневаюсь. Вид у тебя — своя в доску.
Первые недели дались тяжело. Штормы, тишина, бесконечные сумерки. Я чинила аппаратуру, подружилась с местными — особенно с Лидкой, продавщицей из магазина.
— С тобой болтать — как глинтвейн пить, — говорила она. — Душа греется.
А я по вечерам сидела на ступенях маяка и писала письма. Себе. В будущее. В прошлом у меня были только чужие ожидания. Теперь — только я.
Как-то пришла посылка. Письмо от матери:
«Ну и чудиха ты. Мы с Лидкой не понимаем, зачем тебе это. Но отец хвастается. Приезжай, если передумаешь».
Я усмехнулась. Где-то внутри впервые стало тепло.
Через три месяца я уезжала. Семёныч обнял грубо:
— Возвращайся. Без тебя тут как без рук.
Дома встретили холодно. Мать ковырялась в моих вещах, тётя Лида язвила:
— Одумайся, пока не поздно.
Но я уже знала — не вернусь.
Через полгода я снова стояла у маяка. Шторм утихал. Семёныч махал рукой:
— А я тут пирогов напёк!
Теперь у меня была своя полка в домике и прозвище от рыбаков — «Варя-Маячка».
— Ты как погода, — говорил Семёныч. — То штормишь, то светишь.
Девочка Танька из школы приносила рисунки — маяки, точь-в-точь как я в детстве. Рыбаки делились уловом. Кто-то сватался.
— Семёныч, а ты как один? — спросила я как-то.
— Жена была. Утонула. Давно. С тех пор маяк — моя семья.
— Прости…
— Чего там. Ты тут — будто её голос слышу.
Когда сломался передатчик, я двое суток не спала, чинила. Приехали ремонтники. Среди них — парень, Коля.
— Так это ты, легендарная Варя? О тебе шеф взахлёб рассказывает.
— Да брось. Просто делаю, что нравится.
Мы пили чай, спорили о схемах. Уезжая, он сказал:
— Вернусь. Если не прогонишь.
— Прогоню, если не вернёшься.
Я стояла на скале. Волны бились о камни. Сзади горел маяк. Мой маяк. Ветер рвал волосы. Я раскинула руки и закричала:
— Эй, жизнь! Я дома!
И жизнь ответила — рокотом волн, светом огня и тихим голосом внутри: «Ты на месте».
Теперь я не сомневалась. Каждый вечер, когда зажигался огонь, я знала: кто-то в море увидит его и найдёт дорогу.
А это — самое важное.
Весна пришла неожиданно. Снег не таял — испарялся. Я стояла на вышке, смотрела на море и чувствовала то, зачем сюда приехала — покой.
— Ну что, Маячка, готова к сезону? — Семёныч поднёс кружку с чаем.
— Осталось проводку дотянуть. Шеф новое оборудование обещал.
— Справишься?
— Ещё как. А ты?
— Я с этими штуковинами с семидесятого года.
Он кивнул на бухту:
— Людей жаль. Шепчутся, что маяк закроют.
Я знала. Ходили слухи про «оптимизацию». Маяк мог стать просто памятником.
Через неделю приехали: технарь, чиновник и… Коля.
— Сам напросился, — сказал он, садясь на лавку. — Услышал, что тут «реформы» затевают — не мог тебя бросить.
— Я бы одна справилась. Но с тобой — веселее.
Он смотрел, как я возилась с проводами:
— Ты как часть этого маяка. Будто вы из одного металла.
Чиновник, пухлый, в новенькой форме, делал вид, что проверяет оборудование, но на деле принюхивался к ухе, которую сварил Семёныч.
— Видите ли, — начал он, вытирая пот, — содержание дорогое. Логичнее сделать тут музей.
— А если судно на мель сядет? — спросила я. — Вы экскурсию на спасение поведёте?
Чиновник замялся. Семёныч сунул ему миску:
— Жри. ПокаИ когда через месяц пришло письмо о сохранении маяка, мы с Колей стояли на скале, слушали гудок проходящего судна и знали — этот свет теперь наш навсегда.
