В деревне все знали, что Ульяна врет про свою дочь, но стыд заставлял ее молчать.
В узле, собранном на смерть, лежали письма… от дочери. Галя вынула их и положила покойнице под подушку. Пусть унесет их в могилу… и свой страшный стыд.
**Из непродуманного. Страшный стыд.**
Ульяна с молодости верила в сны. Так уж сложилось. Бывало, подружки расскажут какой сон видели, а она задумается… и растолкует, что он значит. Редко ошибалась. А свои сны всегда разгадывала сама. А еще летала во сне! Бывало, поднимется над избами и несется в вышину! Дух захватывает! Один сон снился ей особенно часто: белые кони в серых яблоках, запряженные в сани, а в санях она с Алексеем, держат вожжи. Кони разгоняются так, что взмывают в небо! У них с мужем дух перехватывает! Бросают вожжи, пригибаются… летят…
Этот сон снился ей, пока Алексей был жив. А когда его не стало, она еще не раз «летала» на конях, а он стоял рядом, только вожжей не брал… Улыбался… Ей так нравился этот ночной «полет», хоть и знала: видеть во сне коней к болезни, а то и к смерти. «Полетает» ночью а наутро то давление скачет, то сердце колет…
В ту ночь они снова стояли вдвоем в санях. Но никто уже не управлял «полетом». Вожжей и вовсе не было. А кони поднимались все выше, под самые тучи! На облачке сидел ангелок с крылышками и улыбался им. «Любочка! Моя Любочка!» во сне крикнула Ульяна так громко, что сама себя разбудила…
«Пора… Пора собираться», тихо прошептала она. Без жалости, без отчаяния…
В доме она всегда любила порядок вымыла пол, вытряхнула половики. Достала узел тот, что давно припасла «на смерть», разложила все, даже записки написала, что и куда. Без нее никто не разберется. Чужие люди будут шарить… А придет Галя, кто же еще! Она одна теперь к ней заходит и подруга, и как сестра. Подруг ее почти не осталось, да и не дойдут ноги болят. А Галя бойкая. Примчится…
Ульяна взяла школьную тетрадь, ручку и села писать письмо.
«Прости меня, Галя. Ты мне как родная. Мы с тобой, как сестры, прожили… Не выноси на люди, прошу тебя, мой страшный стыд. Мне уже, кажется, и не больно будет, если люди станут пересуды заводить, но все же прошу… Я много лет лгала и тебе, и другим, что у меня заботливая дочь, только не приезжает она, потому что болеет… А на самом деле я не знаю, где она. Думаю, жива, только бросила меня давным-давно. И чтобы людям в глаза смотреть не стыдно было, я всем врала, и тебе тоже… Не жди мою дочь, не ищи ее… Похорони меня рядом с Алексеем, где место оставлено. Избу и все, что в ней, тебе завещаю. Может, твоим детям пригодится. Не смогла я дочь воспитать… Страшный стыд за это ношу. И пусть он со мной в могилу уйдет… Прошу тебя, сестрица…»
Ульяна растопила печь, закрыла заслонку и легла спать…
Галя еще с вечера заметила, что у подруги свет не горит, но разве могла подумать!
«Не оставляла ли покойная какой записки?» спросил участковый, приехавший оформлять смерть одинокой женщины.
«Да нет, ничего… Ничего… Тяжело ей было от одиночества, вот и все…» сказала Галя, перебирая в кармане смятое предсмертное письмо подруги.
***
Ее Любочка росла красавицей да умницей. Единственной, любимой. Алексей, женатый агроном, влюбился в простую колхозницу. По законам того времени его могли уволить, из партии исключить, но вышло так, что отделался выговором… и будто забыли. У него с женой детей не было, а тут огородница родила внебрачного ребенка от агронома! Говорили, сам председатель колхоза «рыльце в пуху» имел, вот и помог быстренько развестись да жениться на Ульяне.
«Нечего тут “безотцовщину” разводить!» стучал кулаком по столу.
Бывшая его уехала в город, нашла там себе городского, а они жили душа в душу, дочку растили… Только недолго и не очень счастливо.
Такие же кони, как во сне, только наяву, принесли беду. Алексей поздно вечером возвращался с поля на велосипеде. В темноте на него налетели кони и переехали. Пьяный возчик не заметил. Если бы кто-то нашел его вовремя!.. Ульяна ждала до рассвета, глаз не сомкнув. Нашли утром… уже мертвого. А можно было спасти…
Были у Ульяны и ухажеры… Да она и внимания не обращала. Жила только дочкой. А та радовала мать: училась отлично, в художественной самодеятельности не только в селе, но и в районе выступала. И пела, и танцевала! Говорили талант! Да еще и везучая: с первого раза поступила в Московский институт культуры!
Ульяна не нарадуется. Вечно старается к дочери съездить, гостинцев привезти. Первый год Любочка радовалась, сама домой приезжала. Но потом… отвыкла. Да еще и грубить начала. Раздражительная стала. Все не так.
Приехала Ульяна раз, другой дочери в общежитии нет. Говорят, какого-то иностранца нашла. Из института ее скоро выгнали. Бывшие однокурсники шептались: тот иностранец подсадил Любу на наркоту. В деревнях тогда такой беды и не знали. Какой стыд!..
Через год после последней встречи Любочка написала матери письмо: «Забудь меня. Не ищи. У меня своя жизнь».
Бывало, полет Ульяна свеклу, рядки километровые, а ей бы еще длиннее лишь бы не разгибаться, лишь бы люди глаз не видели. Только слезы капают прямо на буряки…
Однажды перед Покровом, когда уборку закончили, Ульяна осмелилась сказать подругам по звенью, что ее Любочка… замуж вышла. На неделе в Москву съездила, а после призналась: «На свадьбе у дочки была! Не говорила, чтоб не сглазить! Муж у нее серьезный. Начальник большой. По работе по миру ездит. Не видать мне теперь дочку… Не видать! А угощенье вам, девки, поставлю!»
И поставила! Как водилось, женщины за все угощались. Но Ульяна особенно постаралась: привезла рыбных консервов, колбас, каких ее подруги и в глаза не видели. Говорила,