Он каждый день ждал её, пока не осознал, что она не вернётся.
— Дим, ты уже решил, куда поедешь на лето? — Алина присела на край стола, закинула ногу на ногу, сцепила пальцы на коленке, обтянутой джинсами. — Ты меня вообще слушаешь?
— Угу, — Дмитрий, не отрываясь, смотрел в экран ноутбука.
— Что ты там такое важное читаешь? — Алина нетерпеливо качнула ногой.
А Дмитрий не мог поверить своим глазам. Снова и снова перечитывал сообщение, закусывая губу.
— Могу уйти, если я тебе мешаю. — Алина обиженно надула губы. — Или остаться?
Она потратила утро, чтобы выглядеть идеально. Подвела глаза, надела узкие джинсы и белую футболку с надписью «Не грусти, улыбайся!» на спине — такую он любил. А он даже не взглянул в её сторону. Алина спрыгнула со стола и, покачивая бёдрами, прошла через комнату, задержалась у двери и обернулась. Дмитрий всё так же сидел, уставившись в экран, будто вокруг ничего не существовало.
— Ну и ладно! — В её голосе прозвучала угроза, будто она говорила: «Потом пожалеешь!»
Она схватилась за ручку двери и в последний раз бросила взгляд на спину Димы.
— Как знаешь. — Алина встряхнула длинными русыми волосами и резко вышла, хлопнув дверью.
Она медленно спускалась по лестнице общежития, надеясь, что он выбежит за ней, догонит, остановит. Но когда шаги не раздались, сорвалась вниз, закусив губу от досады. Пролетела мимо вахтёра и вырвалась на улицу, где её встретило яркое июньское солнце.
Дмитрий даже не заметил, что Алина ушла. Он снова и снова перечитывал сообщение, вглядывался в улыбающееся лицо на аватарке. Это была она — его мать. Изменившаяся, с остатками былой красоты, которую пыталась вернуть густым слоем косметики. Но это точно она. А ему казалось, что он забыл её черты…
Пятнадцать лет назад он считал маму самой красивой на свете. Может, она и не была самой нежной, не такой ласковой, как мечталось пятилетнему Диме, но он любил её безумно. Её лицо стёрлось из памяти, но он помнил в деталях тот день, когда видел её в последний раз.
Она стояла перед зеркалом — высокая, стройная, в облегающем бирюзовом платье. Шурх, шурх — щётка скользила по шелковистым волосам. Мама отбросила их назад, отряхнула плечи, положила щётку на тумбочку и взглянула на Диму, задравшего к ней голову.
То утро было не похоже на остальные. Она не торопила его, не кричала, чтобы быстрее одевался, иначе опоздают в садик. Не называла его лентяем и «копушей», изводившим её своей медлительностью. Она не спешила. И от этого в груди у Димы росло тревожное предчувствие.
Он хотел спросить, зачем она так нарядилась, разве они не идут в садик? Но мама отвернулась к зеркалу, окинула себя взглядом, провела ладонями по бокам платья, разглаживая невидимые складки.
— Ты готов? — Её голос дрогнул, будто споткнулся.
— Мы идём в садик? — всё же выдавил из себя Димка.
— Да. Только в другой.
Он удивлённо посмотрел на неё.
— Так надо, — твёрдо сказала она, будто отрезая все вопросы. — Пошли.
И Димка пошёл, семеня, чтобы не отстать. Она не оглядывалась, не подгоняла его сердитым взглядом, как раньше, и от этого тревога сжимала горло. Сегодня всё было не так.
Они ехали долго. Высокие дома сменились двухэтажками, а потом и вовсе деревянными домишками. По обочинам дороги мелькали синие остановки.
Машина остановилась у чугунных ворот большого трёхэтажного здания. «Совсем не похоже на садик», — мелькнуло у Димы.
Они шли по асфальтированной дорожке к входу, где висела синяя табличка — не красная, как в его прежнем садике. Димка не умел читать, но если бы умел, то узнал бы, что это детский дом.
Потом они шагали по длинному коридору, пропахшему молочной кашей. «Где же дети?» — хотел спросить Димка, но тут они зашли в кабинет, заставленный шкафами с папками.
— Здравствуй, Дима Соколов. — Пожилая женщина с седыми волосами внимательно на него посмотрела. В её взгляде читалось что-то между жалостью и укором.
— Ну что ж. Думаю, вы уже попрощались. Идите, — сказала она маме, даже не взглянув на неё, и снова уставилась на Диму.
— Пойдём, познакомлю тебя с ребятами. — Её рука была жёсткой и сухой.
Димка вырвался и бросился в коридор. Там было пусто. Мамы уже не было. Только в воздухе витал лёгкий след её духов. Самый лучший запах на свете. Он нашёл бы её по нему, но та же сухая ладонь снова схватила его за руку и потащила прочь.
— Мама! Ма-ама! Отпустите! — Димка дёргался, вдруг осознав, что мама его предала, бросила в этом чужом доме.
Он дрожал от пустоты, которая заполняла всё внутри.
Его не интересовали игрушки или дети, которые с любопытством на него глазели. Он простоял у окна весь день, глядя на дорожку, надеясь, что вот-вот появится её силуэт.
Он ждал её каждый день, пока к десяти годам не понял окончательно: она не придёт. Её лицо размылось в памяти, запах духов забылся.
Учился он хорошо. Для мамы. Вдруг она всё же вернётся, и он не хотел её огорчать. Поступил в институт, получил комнату в общаге. Непривычно было делить её всего с одним соседом — в детдоме в спальне стояло шестнадцать коек.
Думая о матери, он всегда вспоминал тот последний день. Как она расчёсывала волосы перед зеркалом, как долго ехали в машине, как сжимался от страха и тоски.
Он не искал её. Зачем? Она бросила его и ни разу не навестила. А сегодня пришло короткое сообщение. И он не мог понять, что чувствует — или не чувствует ничего. Разглядывал её фотографию. Волосы, выкрашенные в рыжий, с тёмными корнями. Ярко подведённые глаза смотрели в камеру вызывающе, но не улыбались, хотя губыОн закрыл ноутбук, медленно подошёл к окну и понял, что через пятнадцать лет пустоты уже не сможет просто взять и начать всё с начала.
