Он мне не сын

«Не сын он мне», – холодно бросил миллионер, и голос его, как по мрамору, скользнул по просторному холлу. «Собирай вещи. И уезжайте. Оба». Кивнул он на дверь. Жена прижала к себе младенца крепче, глаза полные слез. Если б лишь он знал тогда…
Буря за окном не уступала той, что бушевала в доме. Анна остолбенела, костяшки пальцев побелели, так крепко она вцепилась в маленького Олега. Муж, Григорий Светлов, нефтяной олигарх и глава клана Светловых, смотрел на неё с холодной яростью, не виданной ею за все десять лет брака.
«Гриша, умоляю…» – прошептала Анна, голос дрожал. – «Ты не знаешь, что говоришь».
«Знаю прекрасно», – отрезал он. – «Этот мальчишка… не мой. На прошлой неделе ДНК сделал. Результаты ясны».
Обвинение больнее ножа вонзилось ей в сердце. Анна чуть не рухнула.
«Ты… сделал тест… а мне не сказал?»
«Не мог иначе. На меня не похож. Поведением не вышел. Да и слышать сплетни… устал».
«Сплетни?! Гриша, да он же младенец! Он твой сын! Клянусь всем, что есть!»
Но Григорий решение свое принял.
«Вещи твои на дачу к отцу отправят. Сюда – не возвращайся. Никогда».
Постояла Анна еще мгновение, будто ждала, что гнев его – тот самый, вспыльчивый, привычный, что к утру проходил, – схлынет. Но холод в голосе его не оставил сомнений. Развернулась она и вышла, стук каблуков по мрамору сливался с грохотом грома над особняком.
Анна-то выросла скромно, в простой семье. А попала в мир роскоши, выйдя за Григория. Была она статной, тихой, умницей – всё то, чем журналы восхищались, а высший свет завидовал. Но теперь всё это не значило ни гроша.
Пока лимузин вез Анну с Олегом обратно к скромному домику отца в Подмосковье, ум её лихорадочно работал. Невиновна она была. Любила Григория, была с ним, когда нефть дешевела и рынки рушились, когда пресса травила, даже когда свекровь её в грош не ставила. А теперь выгнали, будто чужую.
Отец Иван Петров распахнул дверь, глаза широко раскрыл.
«Анечка?! Что случилось?»
Бросилась она в отцовы объятия. «Сказал, что Олежка не его… Выгнал».
Сжалась челюсть у Ивана Петровича. «Проходи, дочка».
Дни тянулись. Привыкала Анна к новой жизни. Дом тесный, её девичья комната почти не поменялась. Олежка, беспечный, играл да агукал, даря редкие минуты покоя меж дум.
Да вот одна мысль сверлила неотступно: тот ДНК. Как мог он ошибиться?
Отчаявшись найти правду, поехала она в ту самую лабораторию, где Григорий анализ делал. Связи у неё тоже остались – да и долги кое-какие помнили. Что обнаружила – кровь в жилах стыла. Результаты были подтасованы.
Меж тем Григорий в своём особняке томился тишиной. Убеждал себя, что поступил по совести – чужого дитяти растить не обязан. Но точила его совесть. Избегал заходить в бывшую Олежкину комнату, да как-то не удержался. Пустая колыбелька, плюшевый жирафик на полке да крохотные ботиночки… что-то дрогнуло у него внутри.
Мать, Людмила Аркадьевна, только масла в огонь подливала.
«Предупреждала же, Гришенька», – смаковала чаёк. – «Петрова-то тебе не пара».
Удивилась даже, что сын на сей раз промолчал.
Шли дни. Шла неделя.
И пришло письмо.
Без обратки. Листок бумаги да фотография.
Тряслись руки у Григория, когда он читал.
«Гриша,
Ошибся ты. Глупо. Жестоко.
Доказательств захотел – вот они. Настоящие результаты нашла. Анализ – поддельный. И фото это – в кабинете у матушки твоей припрятано. Знаешь сам, что значит.
— Аня».