Я очнулась на том же краю кровати, где и рухнула прошлой ночью. Глаза пекли, во рту пересохло, а голова пульсировала. Телефон упрямо вибрировал, но я боялась взять трубку. Знаю, кто звонит: мама, сестра, может, подруга. Что я могла им сказать? Как объяснить, что мужчина, с которым строила жизнь, за одну ночь собрал вещи и вышел из неё, будто из чужой квартиры?
Крадучись, пробиралась на кухню. Сын ещё спал. Кипятила воду для чая, но руки дрожали так, что половина пролилась на стол. Смотрела, как лужица растекается по скатерти, и не было сил вытереть. Тишина вокруг была не умиротворяющей, а зловещей будто после взрыва.
«Два месяца до суда». Его слова гудели в ушах, как приговор. Будто всё уже решено, а у меня даже права голоса нет.
В тот день я не пошла на работу. Написала начальнице: «Личные обстоятельства. Завтра выйду». Больше объяснять не могла.
Когда сын проснулся, он посмотрел на меня своими большими карими глазами точь-в-точь как у отца и спросил просто:
Мам, а где папа?
Боль пронзила грудь, как нож. Наклонилась, погладила его по голове и сказала первую в жизни ложь:
Ему пришлось уехать. Поговорим с ним позже.
Не смогла тогда сказать правду. Хотела защитить его хотя бы на несколько дней.
Вечером пришло сообщение: «Долетел. Не звони. Общение через адвокатов».
Ни слова о сыне, ни капли интереса. Только холодные строчки. Удалила, но буквы жгли веки.
Дни тянулись монотонно, словно серая каша. Утром работа, днём забрать сына, помочь с уроками, улыбаться, будто всё в порядке. А ночью, когда он засыпал, падала на пол и рыдала беззвучно.
Друзья постепенно узнали. Кто-то говорил: «Забудь его», кто-то убеждал бороться за своё. Мама сказала твёрже всех:
Доченька, не разбивайся из-за мужика, который выбросил твоё сердце, как пустую бутылку. Ты сильная. У тебя есть сын. Он твоё главное богатство.
Кивала, но внутри всё ещё лежала в руинах.
Первая настоящая схватка случилась у адвокатов. Он вошёл в кабинет уверенно, с гладким лицом, в надушенном пиджаке, а рядом новая женщина: темноволосая, с самоуверенной улыбкой, вся в золоте и бриллиантах.
Желудок сжался, но я выпрямилась. Ради сына не могла показать слабину.
Квартиру продаём, делим деньги пополам, сухо объявил его адвокат, будто речь не о доме, где наш ребёнок сделал первые шаги.
Нет. Сыну нужен дом. Мы остаёмся. Пусть заберут другие активы, но квартира наша.
Он холодно посмотрел на меня:
Решит суд.
Ярость вскипела внутри, но я проглотила её и твёрдо сказала:
Суд выслушает и голос ребёнка.
Он на мгновение дрогнул. Знал, что сын его любит, но и тоску по отцу видел каждый день.
Судебные тяжбы длились месяцами. Я выбивалась из сил, но училась держаться на плаву. Работала, заботилась о сыне, строила новую жизнь. Однажды он принёс из школы сочинение: «Самый сильный человек в моей жизни моя мама».
Я рыдала, но теперь не от боли, а от благодарности.
В зале суда судья спросил сына:
С кем ты хочешь жить?
Мальчик посмотрел на меня, потом на отца и чётко ответил:
С мамой. Она меня никогда не бросала.
Будто гора с плеч. У бывшего мужа дрогнуло лицо, а улыбка рассыпалась.
Через недели огласили решение: квартира нам с сыном. Ему другие активы. Полная опека осталась за мной.
Выйдя из здания суда, я впервые за месяцы почувствовала свободу. На улице лил дождь, но каждая капля была целебной.
Сын взял меня за руку и сказал просто:
Мам, пошли домой.
«Дом». Не разделённая квартира, не место, где лились слёзы, а наш с ним угол, где мы семья.
Тогда я поняла: жизнь не закончилась. Она только начинается по-настоящему.
Может, я больше не буду той «стройной, весёлой, красивой» женщиной, которой он хотел меня видеть. Но стану чем-то сильнее: матерью. Женщиной, которая строила себя из руин и научилась лепить будущее своими руками.
И сколько бы он ни пытался вбить в меня, что «после тридцати пяти тебя никто не ждёт» он ошибался. Жизнь раскрывается снова, в другом месте, при другом свете.
Я улыбнулась по-настоящему, впервые за долгое время и прошептала себе: «Это не конец. Это начало».
