С самого детства Светлане Марковне твердили, что все женщины в их роду — неудачницы в любви. Прабабка осталась вдовой после революции, бабушка потеряла мужа в шахте, а папаша сбежал к соседке, когда Светке было пять лет. Эти истории так въелись в подкорку, что она порой ловила себя на мысли: уж не повторю ли я судьбу своих несчастных родственниц? Хотя больше всего на свете она мечтала о другом.
С будущим супругом — Геннадием Петровичем — они познакомились на мебельной фабрике. Он был бригадиром, она – маляром. Перекуры за чаем с баранками, шутки, взгляды… Всё завертелось, как в добром советском кино. Через полгода — роспись в загсе, переезд в “двушку” от тётки. Потом родился Ваня, за ним Костя. Жизнь потекла по накатанной: работа, детсад, макароны по-флотски.
Но когда умерла мать Светы, быт накрыл её, как цунами. Муж сначала хлопотал по хозяйству, но вскоре стал задерживаться “на работе”. Оказалось — крутит роман с бухгалтершей. Теперь дом для него был лишь перевалочным пунктом: заскочить, сменить рубашку и смыться.
Светлана всё видела, но молчала. Боялась остаться одной с двумя пацанами и без копья в кармане. Пыталась поговорить, но Гена лишь фыркал:
“Ты всю жизнь только полы моешь да щи варишь! Жалкая ты кухарка!”
И всё же она надеялась — одумается ведь, вернётся? Но в один прекрасный вечер он собрал чемодан и вышел в подъезд. Без слов. Без слёз.
“Не уходи… Дети…” — всхлипнула она в дверном проёме.
“Ты мне больше не жена, ты — пустое место”. Хлопок дверью.
Дети слышали всё. Два парнишки жались на диване, не понимая, чем провинились.
Прошли месяцы. Светлана вкалывала на трёх работах: уборщицей, гардеробщицей, официанткой в столовой. О личной жизни — ни мысли.
Но однажды, возвращаясь с рынка, она рассыпала картошку. Незнакомец тут же подхватил мешок.
“Позвольте донести?”
“Да не стоит…”
“Но я уже несу”, — улыбнулся мужчина.
Так появился в её жизни Фёдор. Тихий, добрый, с хитринкой в глазах. Он “случайно” оказывался там же, где и она. А однажды, застав её с шваброй в подъезде, просто взял второе ведро.
Вечером пришёл в гости — с ромашками, в отглаженной рубахе, с медовиком. Дети к нему прилипли сразу — он показывал фокусы, рассказывал байки из армии. Даже когда признался, что после службы у него “гуляла” нога и рука, мальчишки лишь обняли его крепче.
“Ты как папка, только не орёшь”, — выдал как-то Костя.
Год спустя они расписались. В доме запахло блинами и спокойствием. Ваня уже ходил с девчонкой, Костя грезил хоккеем. Всё было гладко… Пока в один дождливый вечер не раздался звонок.
На пороге стоял Геннадий. Похудевший, с сединой в висках.
“Я… Я осознал. Простишь?”
“Поздно”, — бросила Светлана.
“Пап?” — дрогнул Костя, но тут же выпрямился. “Убирайся”.
“Как ты разговариваешь?!”
“Наш папа — Федя!” — Ваня шагнул вперёд.
“Ты сам всё развалил, а теперь приполз?” — Фёдор встал между детьми. “Шагай. Ты здесь чужой”.
Бывший бросил последний взгляд, но Света уже отвернулась.
Когда дверь закрылась, она обняла своих троих — двух сыновей и того, кто стал им родней крови. И в душе зажглась та самая тихая радость, о которой когда-то пели её бабки.
Вот так Светлана Марковна и переломила родовое проклятье.
