Это не мой сын, холодно произнёс миллиардер, голос его эхом отразился в мраморном коридоре. Забирай свои вещи и уходи. Оба. Он указал на дверь. Жена сжала малыша в объятьях, её глаза наполнились слезами. Если бы только он знал
Буря за окном соперничала с тем, что происходило внутри. Элеонора стояла неподвижно, пальцы её побелели от того, как она держала крошечного Ливию на груди. Её муж, Григорий Бадарэу, многомиллиардный магнат и глава семьи Бадарэу, смотрел на неё с яростью, которой она не видела за десять лет брака.
Григорий, пожалуйста шепнула Элеонора, голос дрожал. Ты не понимаешь, о чём говоришь.
Я всё понимаю, отрезал он. Этот мальчик не мой. Я сделал ДНКтест на прошлой неделе. Результаты однозначны.
Обвинение ударило её сильнее, чем ладонь. Колени Элеоноры почти подкашивались.
Ты провёл тест и не сказал мне?
Нужно было. Он не похож на меня. Ведёт себя иначе. И я не мог игнорировать слухи.
Слухи?! Григорий, это же ребёнок! И он мой! Клянусь всем, что у меня есть!
Но решение уже было принято.
Твои вещи отправятся в дом твоего отца. Больше сюда не возвращайся. Никак.
Элеонора осталась стоять ещё мгновение, надеясь, что это лишь одна из его импульсивных решений, которые проходят, как грозы. Но холод в его голосе не оставлял сомнений. Он повернулся и ушёл, звяканье его туфель отдавалось эхом по мрамору, пока грозовые раскаты гремели над особняком.
Элеонора выросла в скромном доме, но попала в мир привилегий, когда вышла замуж за Григория. Она была изящна, спокойна и умна всё, что хвалили журналы и завидовала высшая светская хроника. Теперь же всё это уже не имело значения.
Пока их возил «Дачия» к родительскому дому в Вэрзарешти, её мысли крутились, как вихрь. Она была преданной: любила Григория, стояла рядом, когда рушились его биржи, когда пресса крушила его репутацию, даже когда мать отвергла её. И теперь её выгнали, будто чужую.
Отец, Марин Крангу, открыл дверь, глаза его расширились от удивления.
Эли? Что случилось?
Она бросилась в его объятия. Он сказал, что Ливий не его Выгнал нас.
Губы Марина сжались. Заходи, дорогая.
В последующие дни Элеонора привыкает к новой реальности. Дом небольшой, её прежняя спальня почти не изменилась. Ливий, беззаботный, играл и баловался, даря редкие минуты тишины среди боли.
Но её терзало одно ДНКтест. Как могла быть ошибка?
Отчаявшись, она отправилась в лабораторию, где Григорий делал тест. У неё тоже были свои знакомства и несколько «помощей». То, что она узнала, заставило её кровь стынуть в жилах.
Тест был подделан.
Тем временем Григорий сидел один в своем особняке в Бухаресте, мучимый тишиной. Он убеждал себя, что поступил правильно, ведь не мог воспитывать чужого ребёнка. Но совесть не давала покоя. Он избегал входить в старую комнату Ливия, пока однажды любопытство не одолело его. Увидев пустую кроватку, плюшевого жирафа и крошки на полке, что-то в нём сломалось.
Мать его, госпожа Ага́тха, не помогала.
Я тебя предупреждала, Григорий, сказала она, потягивая дорогой чай. Крангу никогда не был твоим.
Но даже она была удивлена, когда он не ответил.
Прошёл день. Затем неделя.
И пришло письмо.
Без адреса, только листок и фотография.
Руки Григория дрожали, когда он читал.
«Григорий,
Ты ошибся. Очень плохо.
Ты хотел доказательства вот они. Я нашёл оригиналы. Тест был сфальсифицирован, чтобы всё выглядело так, как написано. А фото, которое ставит тебя в неловкое положение, я нашёл в кабинете твоей мамы Ты понимаешь, о чём я.
Элеонора.»
Григорий упал на стул, бумага рассыпалась между пальцами. Фотография упала лицом вверх на блестящий пол: госпожа Ага́тха, полулюбезно выдирающая прядь волос из подушки малыша, с холодной, победоносной улыбкой. Всё взорвалось в его голове. Доказательство. Мать украла образцы, испортив всё.
Он вскочил, потрясён яростным гневом. Как она могла? Что за чудовище она…
Григорий вдруг осознал правду на фото его отец с теми же голубыми глазами, что у Оливера, подтверждая, что тётя Ага́тха подделала ДНКтест в своей безумной попытке разрушить брак. Бумага скрутилась в комок под дрожащими пальцами. И теперь, стоя один в холодном коридоре, ему было безразлично, сколько у него было леев; важны были лишь тяжёлые слёзы, падающие на письмо, и отчаянное желание вернуться к Элеоноре и их ребёнку, которых он так боялся потерять.
