«Ну да, такой уж я»: у него были другие женщины, но бросать семью он не собирался
Все подруги твердили Светлане, что она сошла с ума. И она… она и сама это знала. Но даже с этим пониманием ничего не могла поделать. Чувства к мужу угасли давно. Растворились между стирками, ужинами, недосыпами и вечной работой. Раньше она летела домой на крыльях любви, а теперь шла по привычке — усталая, измотанная, с пустым взглядом. В свои сорок Света выглядела на все пятьдесят, и это не преувеличение, а горькая правда.
Единственным человеком, кто её искренне жалел, оказалась… свекровь. Галина Ивановна. Женщина с тяжёлым характером, но с душой нараспашку. Сейчас она жила с ними — приехала в Москву из маленького Ржева, чтобы пройти лечение, которого в их городке не было. Её поселили в детской, а сама она помогала с восьмилетней внучкой Настенькой. Девочку одну оставлять было рано, а Света с утра до ночи пропадала на работе.
Муж… Ах, Сергей. Словно с возрастом в нём проснулся тот самый «чёрт в ребро». Часто задерживался. Приползал под утро. Пах духами, отговариваясь «новым одеколоном», хотя весь дом уже знал, что у него есть кто-то. И даже не одна.
Он начал путать имена. То назовёт Свету Таней, то Ирой, то Катькой. И каждый раз — с тем же самодовольным прищуром, мол, ну и что? Он даже не скрывался. Будто гордился собой. «Ну да, такой уж я», — читалось в его глазах.
Так бы и продолжалось, если бы однажды ночью телефон не залишался истерично. Очередная пассия мужа искала своего «котика» и с хамством требовала: «Где он? Почему трубку не берёт?» Света была в шоке — не столько от звонка, сколько от того, как легко та женщина влезла в её дом, её ночь, её жизнь.
Когда Сергей приполз с перегаром под утро, Света не выдержала. Его вещи полетели в коридор с такой силой, что даже кот Юра шмыгнул под шкаф. Он оправдывался:
— Да, у меня есть другая. Но семью не брошу! У нас дети. Мать болеет. Мы же семья!
Но Галина Ивановна вышла из комнаты и впервые за годы повысила голос:
— Хочешь быть с другой — будь. Только подальше отсюда. Я найду, где перекантоваться. Мне курс почти закончился. А у внука контрольные. Хватит ему дивана. Мы все заслуживаем нормальной жизни!
Света попыталась возразить — мол, это её дом, она решит. Но свекровь не отступила:
— Я не лезу, но пока живу тут — не позволю делать из квартиры публичный дом. Пусть собирает вещи. А я поживу до выходных, найду угол. Дальше — ваши дела.
Под взглядом сына-подростка Сергей, бурча, запихивал рубашки в старый рюкзак. Было стыдно. Унизительно. Но справедливо.
После его ухода Света впервые за годы почувствовала тишину. Настоящую. Никто не орал, не звонил ночью, не требовал ужин. Свекровь заходила раз в неделю, приносила внучке пряники и новости. А Света вдруг заметила, что просыпается без тяжести в груди. Даже в зеркале стала выглядеть иначе.
И вот, через два месяца, когда лечение Галины Ивановны закончилось, и она собралась уезжать, на пороге возник Сергей. С розами. С виноватой рожей. С фразой, от которой у Светы похолодело внутри:
— Прости. Она меня кинула. Я всё понял. Давай заново?
Галина Ивановна, уже в пальто, посмотрела на невестку:
— Решай сама. Не мне указывать. Но пора подумать не о нём, а о себе.
И, взяв внуков, ушла на кухню.
А Света стояла в прихожей, глядела на человека, который предавал её снова и снова. На того, кто был семьёй. А теперь — просто чужой. И ей предстояло решить. Самой. Без оглядки на кого бы то ни было.
