Он не успел посадить дерево. Я сделала это за нас
Марина сидела за кухонным столом в уютной квартире, сжимая в ладонях карманные часы мужа. Они были массивными, с потемневшим от времени серебряным корпусом и царапинами на стекле. Стрелки замерли на отметке без четверти пять — времени, которое теперь ничего не значило. Или значило слишком много. Она перебирала их пальцами, будто пыталась заставить снова идти.
— Что ты скрывал, Дима? — прошептала Марина, разглядывая циферблат. — Ты носил их даже сломанными. Почему?
Дмитрий ушел из жизни три месяца назад. Инфаркт, внезапный, как гром среди ясного неба. Ей было тридцать, ему — тридцать три. Они только начали строить планы: мечтали о ребенке, о поездке на Байкал, о вишневом деревце во дворе. Но время остановилось. Как эти часы.
Марина отложила их в сторону. Она собиралась разобрать вещи мужа, но каждая рубашка, каждая книга возвращали воспоминания. Часы оставались последней загадкой. Дима никогда не рассказывал об их истории. Лишь говорил: «Это важно, Мариш». И все.
Она подошла к окну. Их хрущевка на окраине Москвы утопала в золоте осени. Во дворе ребятня гоняла мяч, где-то лаял пес. Жизнь шла своим чередом, но для Марины будто застыла.
— Хватит, — сказала она себе. — Надо жить дальше. Хотя бы ради него.
***
Марина не из тех, кто сдается. До замужества она работала флористом в салоне на Арбате, собирала букеты, от которых у клиентов светлели лица. Дима шутил, что она «договаривается с розами». Сам он был программистом, немногословным, но с лучистыми глазами. Познакомились они случайно: Марина уронила букет у метро, а Дима, проходивший мимо, подобрал рассыпавшиеся гвоздики.
— Не переживай, цветы не помялись, — успокоил он тогда. — А вот ты, кажется, расстроилась.
— Это же для важного заказа! — всплеснула руками Марина, но тут же рассмеялась. Его спокойствие было лекарством.
Так началась их история. Через год сыграли свадьбу, купили квартиру, завели кота по имени Дымок. Мечтали о малыше. Но судьба распорядилась иначе. Год назад Марина потеряла ребенка на четвертом месяце. Дима был рядом, сжимал ее руку, молчал, но это молчание говорило больше слов. Они не обсуждали потерю, просто жили дальше. А теперь и его не стало.
Часы лежали на столе, как немой вопрос. Марина взяла их и решительно вышла из дома. В центре был мастер-часовщик, о котором Дима как-то упоминал. Может, он знает разгадку.
***
Мастерская ютилась в старом арбатском переулке. Вывеска гласила: «Ремонт часов. Иван Петрович». За прилавком сидел седой мужчина с умными глазами.
— Здравствуйте, — Марина положила часы на стойку. — Они не работают. Можете починить?
Иван Петрович надел лупу, повертел механизм.
— Интересный экземпляр, — пробормотал он. — Советские, 50-х годов. Где достали?
— Мужа. Он… очень их ценил.
Старик кивнул, словно понял несказанное. Осторожно открыл заднюю крышку и нахмурился.
— Тут кое-что есть, — достал сложенный листок. — Похоже, записка.
Марина застыла.
— Какая записка?
— Не знаю, — пожал плечами мастер. — Механизм засорился, починю за два дня. А это — ваше.
Он протянул пожелтевшую бумагу. Марина взяла ее дрожащими руками, но не развернула.
— Спасибо, — прошептала она. — Зайду позже.
***
Дома Марина долго сидела с запиской. Дымок мяукал, терся о ноги, но она не замечала. Наконец, сделав глубокий вдох, развернула листок. Почерк был Димин — четкий, с легким наклоном.
«Моему ангелочку, которого я не увижу.
Прости, что не уберег. Обещал твоей маме, что мы будем семьей, но вышло иначе. Знаешь, я мечтал посадить для тебя вишню. Как у моего деда в деревне. Он говорил, деревья — это бессмертие. Если ты читаешь это, значит, я не успел. Но мама сделает за меня. Она у нас сильная, моя Мариша. Береги ее, ладно?
Твой папа, Дима».
Слезы катились по щекам Марины. Она прижала письмо к груди, будто обнимала Диму через строки. Он написал это после их потери, но не показал. Почему? Чтобы не ранить? Или оставить подсказку?
— Всегда ты был загадкой, — улыбнулась она сквозь слезы. — Хорошо, посажу твою вишню.
***
На следующий день Марина поехала в питомник. Выбрала молодое вишневое деревце с нежными ветвями. Продавщица, женщина лет шестидесяти по имени Галина, заметила ее задумчивость.
— Кому сажаете? — спросила она, укутывая корни.
— Сыну, — тихо ответила Марина. — И мужу.
Галина мягко улыбнулась:
— Правильное дело, милая. Дерево — как память. Мой покойный тоже вишни любил. Каждую весну сажал. Теперь я за ними ухаживаю.
— А он… — начала Марина.
— Ушел семь лет назад. Но я чувствую его в каждом цветке, — Галина погладила ствол. — Сажайте смело. Приживется.
Марина кивнула, ощущая теплоту внутри. Вернувшись, взяла лопату и начала копать яму у подъезда. Дымок наблюдал с подоконника. Грунт был твердым, но она не сдавалась.
— Эй, молодая, надо помочь? — раздался голос.
Это была тетя Люба с пятого этажа — бойкая бабуля, всегда с пирогами и советами.
— Деревце сажаю, — вытерла лоб Марина.
— Давай вместе! — Тетя Люба уже тащила лейку. — Для кого вишенка?
Марина рассказала про записку. Соседка слушала, кивая.
— Мужики они такие! Молчат, копят, а потом — раз! — сюрприз. Мой Витя перед смертью дачу детям оформил, а мы и не знали, что он хлопотал.
— А ты не сердилась? — спросила Марина, устанавливая саженец.
— Еще как! — рассмеялась тетя Люба. — Но потом поняла: их молчание — тоже любовь.
Они полили деревце. Вишня стояла гордо, будто знала свое предназначение.
— Теперь ухаживай, — сказала соседка. — Это теперь твоя память.
Марина улыбнулась.Вечером, когда первые звёзды зажглись над Москвой, Марина повесила на ветку вишни старые часы Димы — теперь они шли, тикая в такт её сердцу, напоминая, что любовь не умирает, а просто меняет форму.