В тот день у воды мне быть не полагалось.
Лишь короткий перерыв в смене кафе на пристани. Я захватила бутерброд и вышла на причал, чтобы побыть в тишине. И тут услышала — не спутаешь резкий гул вертолета, рассекающий небо. Он возник ниоткуда, низко и стремительно.
Люди начали показывать пальцем, снимать, шептаться. А я замерла. Чувствовалось что-то… неладное.
И вдруг я увидела пса.
Огромный черно-белый овчар, в неоновом спасательном жилете, стоял у открытой двери винтокрылой машины, будто проделывал это сотни раз. Спокоен. Уравновешен. Готов.
Экипаж что-то кричал сквозь шум винтов, указывая на озеро.
Я проследила за их жестами — и увидела человека в воде. Лишь мелькающая голова, едва видимая, слишком далеко, чтобы кто-то с берега мог помочь.
И пес прыгнул.
Чистый, отработанный прыжок прямиком из вертолета. Он исчез под водой на мгновение, затем мощными взмахами ринулся вперед.
Я даже не заметила, как сама двинулась, пока уже не стояла на ограждении, сердце колотилось. Что-то тянуло меня за душу.
А потом я увидела его.
Тот, кто барахтался в озере — почти без сознания, мокрый и обмякший — был одет в ветровку, которую я утром сама укладывала в спортивную сумку.
Это был мой брат. Митя.
И вдруг в память ворвался вчерашний вечер.
«Я больше не выдержу, Борис», — бросил он, хлопнув дверью. «У всех всё схвачено, а я не знаю куда себя деть».
Я думала, он поехал остыть. Может, заснет в машине, как делал иной раз. Но он не вернулся.
И мне в голову не пришло, что он окажется у озера. Он терпеть не мог холодную воду. Боялся глубин.
Пес был уже почти рядом, мускулисто рассекая волны. Вслед за ним спускался на тросе спасатель в гидрокостюме. Но пес опередил.
Он осторожно вцепился в куртку Мити — будто делал это десятки раз. И Митя… не сопротивлялся. Обмяк.
На берегу кричали. Спасатель звал на носилки. Медбратья пробивались сквозь толпу. Я слезла с ограждения, ноги ватные, и побрела вперед.
Его вытащили, бледного, едва дышащего. Губы синие. Один фельдшер начал непрямой массаж сердца, другой делал укол в руку. Я не могла подойти ближе, но видела, как дернулись его пальцы.
Пес — промокший и запыхавшийся — сидел у носилок, наблюдал, ждал.
Я опустилась на колени рядом.
«Спасибо», — прошептала я, не зная, понимает ли он.
Но он лизнул мое запястье, ласково и осознанно. Как и положено.
Команда погрузила Митю в «Скорую». Один из них назвал больнику, куда везут. Я уже сидела в своей машине, когда он договорил.
В больнице ожидание тянулось вечно.
Сыпались смс. Я не ответила ни на одну. Просто смотрела на двери.
Наконец вышла медсестра: «Он в сознании, — сказала она. — Еще заторможенный, но спросил вас».
Когда я вошла в палату, Митя выглядел хрупким. Назальная трубка. Пищащие мониторы. Он взглянул на меня, и в глазах плавала вина.
«Я не хотел довести до такого, — прошептал он. — Подумал, просто… поплыву немного. Очищу голову».
Я кивнула, хотя знала правду. Дальше он не доплыл бы. Он и сам знал. Но я не упрекнула.
«Ты меня до смерти напугал, Митя», — тихо сказала я.
Он моргнул: «Этот пес… он меня спас».
«Да, — ответила я. — Он действительно спас».
Следующие дни слились в туман. Митя оставался под наблюдением. Я почти не отходила от него. Мама прилетела из Екатеринбурга. Мы сказали, что с ним случилось несчастье на берегу озера.
Митя не спорил. Он почти не говорил.
Потом, через три дня, я снова увидела пса.
Я шла за кофе и заметила его — привязанного у телемашины. Та же черно-белая шерсть. Тот же яркий жилет. Но теперь он выглядел… беспокойным. Будто не желал ждать.
Позже вышла его хозяйка. Высокая женщина с короткими седыми волосами и нашивкой «Кинолог МЧС» на куртке. Она держала кофе и улыбнулась, заметив мой взгляд.
«Видели спасение?» — спросила она.
Я кивнула: «Это был мой брат».
Ее лицо смягчилось: «Он счастливчик. Очень».
«А как зовут пса?» — спросила я, указывая.
«Буран, — ответила она. — Со мной шесть лет. Семнадцать спасений на счету».
«Он потрясающий».
Она почесала его за ухом: «Он больше. Упрямый. Верный. И всегда чувствует, кого нужно спасти».
Я присела и протянула руку. Буран обнюхал ее и вильнул хвостом.
«Он не хотел уходить от дверей больницы вчера, — добавила она. — Пришлось уносить на руках».
Я не знала, что сказать. Просто кивнула.
День за днем Митя разговорился. Сначала жаловался на больничную еду, запахи, глу
И лёгкий ветерок с Онежского озера нес прохладу, напоминая, как сама судьба, хмурая и неумолимая, порой оборачивается той самой собакой, выпрыгивающей из вертолета, чтобы вытащить тебя на новый берег жизни.