Он выбрал их вместо нас. Стою у окна, смотрю вниз на Ленинский проспект. За спиной крики.
— Мам, хватит! — Игорь резко отворачивается от стекол. — Это же бесконечно! Я сотню раз всё разъяснял!
— Разъяснил?! — тетя Света, мама, взмывает руками. — Что разъяснил?! Что бросаешь нас ради чужой бабы с прицепом?!
— Она не чужая! Таня — моя жена! — Кулаки брата сжаты, голос дрожит. — Артём и Полина — тоже мои! Усвой, наконец!
Я сижу за столом, кручу чайную ложку. Слезы падают в остывшую чашку. Не плачу — льются сами, как осенняя морось за окном.
— Твои?! — мамин смех режет уши, страшнее крика. — Рехнулся?! Родная сестра Зоя после аварии на коляске! Мать, всю жизнь положившая на тебя! А ты… в чужую семью лезешь!
Игорь плюхается на диван, трет лицо. Устал смертельно, виски раскалываются.
— Мам, пойми. Мне тридцать два. Право имею на личное счастье.
— Счастье? — тетя Света садится рядом, хватает его руки. — Игорек, родной, какое там счастье с разведёнкой и чужими детишками?! Молодой, видный, зарплата приличная! Девчонку себе найди, без обременений…
— Не хочу других детей! — он вырывает руки. — Артём и Поля — уже мои. Артём позавчера папой назвал. Улавливаешь?! Впервые в жизни!
Зоя всхлипывает, поднимается. Опираясь на стул, подходит к брату.
— Игорь… а как же я? — Голос срывается. — Знаешь ведь… без тебя не выкарабкаюсь. После больницы… только на твою помощь и живу. Мама на пенсии, двадцать три тысячи. Кто поможет?..
Он обнимает сестру, гладит по волосам.
— Зоя, же не съезжаю в могилу. Просто в отдельной квартире. Помощь — само собой. Но у меня теперь свой очаг.
— Свой очаг был тут! — тетя Света не выдерживает. — Мы — твоя кровь! Родная!
— Таня беременна, — тихо роняет Игорь.
Тишина. Только старые часы на стене отсчитывают секунды. За окном шелест дождя.
— Что молвил? — мама бледнеет, опускается в кресло.
— Ждет ребенка. Нашего. Теперь ясно, почему не могу их бросить?
Зоя отстраняется, смотрит на брата расширенными глазами.
— Срок? — выдыхает она.
— Пятая неделя. Врачи в Боткинской говорят, все в порядке.
— Боже ж ты мой… — мама закрывает лицо. — Ну что ж ты натворил, сынок?..
Тетя Света тридцать лет в садике нянечкой проработала. Внуков видела от хорошей девушки, а не от чужой, с двумя на руках.
— Мам, ну что тут страшного? — Игорь обнимает мать за плечи. — Внука нянчить будешь. Или внучку. Разве плохо?
— От кого ждать-то? — она отодвигается. — От той, что замуж уже прыгала? Двоих нарожала? Кто она вообще? Откуда вынырнула?
— Таня в детском отделении медсестрой. Душевная. Дети — золото, воспитанные.
— А их отец где? — не унимается мать.
— Пал в СВО. Ей двадцать два было, когда одна с малютками осталась.
— Ага, — кивает тетя Света. — Вот и дурачка искала, чтоб содержанцем. И нашла.
— Мам! Хватит! — Игорь вскакивает. — Я не дурак! Взрослый мужик, по любви выбрал!
— По любви? — мать встает, мерит шагами комнату. — Да что ты о ней знаешь? Дома сидел, нам помогал. Баб никаких. Первая встречная и обула.
Голова у Зои гудит. После аварии больно всегда, а от криков — невмоготу.
— Голова раскалывается, — стонет она. — Можно тише?
— Зоя, прости, — брат трогает ее лоб. — Жара нет. Таблетки пила?
— Пила. Не помогает.
— Завтра в поликлинику съездим, — обещает он.
— Завтра? — усмехается мама. — Завтра тебе недосуг! Теперь чужих в школу таскать, уроки с ними делать.
— Артёму восемь, Поле пять. Они не чужие, — Игорь устало потирает виски. — Завтра съездим.
— А послезавтра? Через неделю? — цепляется тетя Света. — Как той пузо округлится, без помощи будет? На Зою времени не останется.
— Останется. Я же не на Сахалин! В соседнем доме, через три подъезда.
— Через три подъезда, — передразнивает она. — А раньше через стенку. Ночью станет Зое худо — стучишься, бежишь. А теперь что? По телефону скорую вызывать?
Игорь валится на диван. Голова кругом. Мать не слышит, Зоя мучается, а он разрывается
Несмотря на моросящий дождь за окном и не до конца утихшее смятение в душе, Игорь крепче сжал в кулаке ключи от съемной квартиры — той, где уже ждали теплый свет, детский смех и главная теперь в его жизни улыбка Елены, чувство дома, которое слабело здесь, в стенах, ставших тесными лишь от его взросления.