Он сказал, что я «не гожусь в отцы» но я растил этих детей с самого начала.
Когда моя сестра Лида начала рожать, я был в другом конце области на байкерском слёте. Она умоляла меня не отменять поездку, твердила, что всё будет хорошо, что ещё есть время.
Времени не было.
На свет появились три чудесных малыша а её не стало.
Я помню, как держал на руках эти крошечные свёртки в отделении реанимации. От меня ещё пахло бензином и кожей куртки. У меня не было ни плана, ни малейшего понятия, что делать. Но я посмотрел на них Алису, Соню и Мишу и понял: я отсюда не уйду.
Я променял ночные покатушки на ночные кормления. Ребята из автосервиса подменяли меня на сменах, чтобы я успевал забирать детей из садика. Я научился заплетать Соне косички, успокаивать Алису в её вспышках гнева, уговаривать Мишу есть что-то кроме макарон с маслом. Я перестал ездить в дальние поездки. Продал два мотоцикла. Своими руками собрал двухъярусные кровати.
Пять лет. Пять дней рождения. Пять зим с гриппом и ротавирусом. Я был неидеальным, но оставался с ними. Каждый день.
А потом он появился.
Биологический отец. Его не было в свидетельствах о рождении. Ни разу не навестил Лиду во время беременности. По её словам, он говорил, что тройня «не вписывается в его образ жизни».
Но теперь? Он хотел их забрать.
И пришёл не один. С ним была соцработница по имени Ирина. Она окинула взглядом мои замасленные комбинезоны и заявила, что я «не создаю подходящих условий для долгосрочного развития этих детей».
Я не верил своим ушам.
Ирина обошла нашу маленькую, но уютную квартиру. Увидела детские рисунки на холодильнике. Велосипеды во дворе. Резиновые сапожки у входа. Улыбалась вежливо. Делала пометки. Я заметил, как её взгляд задержался на моём тату на шее.
Самое страшное дети ничего не понимали. Алиса спряталась за моей спиной. Миша расплакался. Соня спросила: «Этот дядя теперь будет нашим папой?»
Я ответил: «Никто вас не заберёт. Разве что через суд.»
А теперь… заседание через неделю. У меня есть адвокат. Хороший. Чёртовски дорогой, но оно того стоит. Моя мастерская едва держится на плаву, потому что я тяну всё один, но продал бы последний гаечный ключ, лишь бы оставить детей.
Я не знал, что решит судья.
Накануне заседания я не мог уснуть. Сидел на кухне, в руках рисунок Алисы: я держу их за руки перед нашим домом, в углу солнце и облака. Простые детские каракули, но честно говоря, на этом рисунке я выглядел счастливее, чем когда-либо в жизни.
Утром я надел рубашку с пуговицами, которую не носил со дня похорон Лиды. Соня вышла из комнаты и сказала: «Дядя Женя, ты как поп.»
«Надеюсь, судье нравятся попы,» попытался пошутить я.
Суд был как другой мир. Всё бежевое и блестящее. Виктор сидел напротив в дорогом костюме, изображая заботливого отца. Он даже принёс фото тройни в купленной рамке будто это что-то доказывало.
Ирина зачитала свой отчёт. Не врала, но и смягчать ничего не стала. Упомянула «ограниченные ресурсы», «проблемы эмоционального развития» и, конечно, «отсутствие традиционной семьи».
Я сжимал кулаки под столом.
Потом была моя очередь.
Я рассказал судье всё. С того звонка о Лиде до момента, когда Соня вырвала мне на спину в долгой поездке, а я даже не пошевелился. Говорил о задержке речи у Алисы и о том, как устроился на вторую работу, чтобы оплатить логопеда. Рассказал, как Миша научился плавать только потому, что я пообещал ему котлету по пятницам, если он не сдастся.
Судья посмотрел на меня и спросил: «Вы действительно считаете, что сможете в одиночку поднять троих детей?»
Я сглотнул. Мог соврать. Но не стал.
«Нет. Не всегда,» ответил я. «Но я делаю это. Каждый день, уже пять лет. Я делал это не потому, что был обязан. Я делал это потому, что они моя семья.»
Виктор наклонился вперёд, будто хотел что-то сказать. Но промолчал.
И тут произошло неожиданное.
Соня подняла руку.
Судья, удивлённый, сказал: «Юная леди?»
Она встала на табурет и чётко произнесла: «Дядя Женя обнимает нас каждое утро. А когда нам снится что-то плохое, он спит на полу рядом с кроваткой. И однажды он продал свой мотоцикл, чтобы починить нам отопление. Я не знаю, какие бывают папы, но у нас он уже есть.»
Тишина. Абсолютная.
Не знаю, решило ли это всё. Может, судья уже давно принял решение. Но когда он наконец произнёс: «Опеку оставляем за господином Евгением Соколовым», я выдохнул так, будто не дышал годами.
Виктор даже не взглянул на меня, уходя. Ирина едва заметно кивнула.
Вечером я приготовил сырные гренки с томатным супом любимое блюдо детей. Соня плясала на кухонном столе. Миша размахивал ножом для масла, как световым мечом. Алиса обняла меня и прошептала: «Я знала, что ты победишь.»
И в тот момент, несмотря на засаленную кухню и усталость, я почувствовал себя самым богатым человеком на свете.
Семья это не кровь. Это те, кто остаётся. Снова и снова. Даже когда трудно.
