Она сказала, что я «не создан быть отцом» но я растил этих детей с самого начала.
Когда моя сестра Марина начала рожать, я был в другом конце области на байкерской встрече. Она умоляла меня не отменять поездку, говорила, что всё будет в порядке, что ещё есть время.
Но времени не оказалось.
На свет появились трое прекрасных малышей а она не выжила.
Помню, как держал на руках эти крошечные свёртки в реанимации для новорождённых. От меня ещё пахло бензином и кожей куртки. У меня не было ни плана, ни малейшего понятия, что делать. Но я посмотрел на них Лизу, Соню и Максима и понял: отсюда я не уйду.
Ночные покатушки заменились ночными кормлениями. Ребята из мастерской подменяли меня на сменах, чтобы я мог забирать детей из садика. Я научился заплетать Соне косы, успокаивать Лизу в её вспышках гнева, уговаривать Максима съесть что-то кроме макарон с маслом. Перестал ездить в дальние поездки. Продал два мотоцикла. Своими руками собрал двухъярусные кровати.
Пять лет. Пять дней рождений. Пять зим с гриппом и кишечными инфекциями. Я не был идеальным, но я оставался рядом. Каждый день.
А потом появился он.
Биологический отец. Его не было в свидетельствах о рождении. Ни разу не навестил Марину во время беременности. По её словам, он заявил, что тройня «не в его стиле жизни».
Но теперь? Он хотел забрать их.
И пришёл не один. С ним была соцработница по имени Ольга. Она окинула взглядом мою промасленную спецовку и заявила, что я «неподходящая среда для долгосрочного воспитания этих детей».
Я не верил своим ушам.
Ольга осмотрела наш маленький, но уютный дом. Увидела детские рисунки на холодильнике. Велосипеды во дворе. Маленькие сапожки у входа. Она улыбалась вежливо. Делала пометки. Я заметил, как её взгляд задержался на моём тату на шее.
Хуже всего было то, что дети ничего не понимали. Лиза спряталась за мной. Максим расплакался. Соня спросила: «Этот дядя будет нашим новым папой?»
Я ответил: «Никто вас не заберёт. Разве что через суд.»
И вот слушание через неделю. У меня есть адвокат. Хороший. Чёртовски дорогой, но оно того стоит. Моя мастерская едва держится на плаву, потому что я всё тяну один, но продал бы и последний гаечный ключ, лишь бы оставить детей.
Я не знал, что решит судья.
Накануне заседания я не мог уснуть. Сидел на кухне, держа в руках рисунок Лизы я веду их за руки перед нашим домом, а в углу солнце и несколько туч. Простые детские каракули, но, если честно, выглядел я на этом рисунке счастливее, чем когда-либо в жизни.
Утром я надел рубашку с пуговицами, которую не носил со дня похорон Марины. Соня вышла из комнаты и сказала: «Дядя Ваня, ты выглядишь как поп.»
«Будем надеяться, судье нравятся попы», попытался пошутить я.
Суд казался другим миром. Всё бежевое и глянцевое. Виталий сидел напротив в дорогом костюме, изображая заботливого отца. Он даже принёс фотографию тройни в покупной рамке будто это что-то доказывало.
Ольга зачитала свой отчёт. Она не врала, но и не старалась смягчить формулировки. Упомянула «ограниченные ресурсы», «опасения за эмоциональное развитие» и, конечно же, «отсутствие традиционной семьи».
Я сжимал кулаки под столом.
Потом настала моя очередь.
Я рассказал судье всё. С того звонка про Марину до случая, когда Соня вырвала мне за спину в долгой поездке, а я даже не пошевелился. Рассказал про задержку речи у Лизы и как устроился на вторую работу, чтобы оплачивать логопеда. Как Максим научился плавать только потому, что я пообещал ему котлету по-киевски каждую пятницу, если он не сдастся.
Судья посмотрел на меня и спросил: «Вы действительно считаете, что сможете в одиночку вырастить троих детей?»
Я сглотнул. Мог соврать. Но не стал.
«Нет. Не всегда», ответил я. «Но я делаю это. Каждый день, уже пять лет. Я делаю это не потому, что обязан. Я делаю это, потому что они моя семья.»
Виталий наклонился вперёд, словно хотел что-то сказать. Но промолчал.
И тогда произошло нечто.
Соня подняла руку.
Удивлённый судья спросил: «Юная леди?»
Она встала на табурет и сказала: «Дядя Ваня обнимает нас каждое утро. А когда нам снится плохое, он спит на полу рядом с нашей кроватью. И однажды он продал свой мотоцикл, чтобы починить нам отопление. Я не знаю, какой должен быть папа, но у нас он уже есть.»
Тишина. Абсолютная тишина.
Не знаю, было ли это решающим. Может, судья уже давно решил. Но когда он наконец произнёс: «Опека остаётся за Иваном Соколовым», я выдохнул так, будто не дышал годами.
Виталий даже не взглянул на меня, уходя. Ольга едва заметно кивнула.
Тем вечером я приготовил сырные гренки с томатным супом любимое блюдо детей. Соня плясала на кухонном столе. Максим размахивал ножом для масла, как световым мечом. Лиза обняла меня и прошептала: «Я знала, что ты победишь.»
И в тот момент, несмотря на замасленную кухню и усталость, я чувствовал себя самым богатым человеком на свете.
Семья это не кровь. Это те, кто остаётся. Снова и снова. Даже когда трудно.
