Голос Галины резанул тишину:
— Цыц! Не учи меня жить! Тридцать лет бок о бок, Пётр! И что взамен? Вечно молчишь, как рыбаб лёд!
Пётр поднял взгляд от газеты. Жена стояла посреди горницы, седые пряди растрёпаны, лицо багровое от злости. Скандал назревал.
— Галя, остынь. Поговорим спокойно.
— Спокойно?! — она всплеснула руками. — Когда ты в последний раз спрашивал, как я? О чём тревожусь? А? Отвечай!
Он сложил газету, подошёл к окошку. За стёклами сеял октябрьский дождик, жёлтые кленовые листья ложились на мокрую землю.
— Ты по-сути права, — тихо признал он. — Лаконичен я чрезмерно.
— Лаконичен?! — Галина чуть не задохнулась. — Ты не разговариваешь вовсе! Вечером — ужин да телевизор. Рассказываю про соседку Варвару, как внук в университет поступил — ты киваешь. Говорю, надо на дачу, помидоры снять — отвечаешь: «Делай как знаешь». Я тебе мебель? Или живой человек?
Пётр обернулся. Слёзы стояли в Галининых глазах, но держалась.
— Прости, — выдохнул он. — Не ведал, сколь тебе это важно.
— Не ведал! — горько рассмеялась она. — Петя, да что я для тебя значу? Домработница? Привычка, как твои вытертые тапки?
Он хотел возразить, но Галина уже круто повернулась, вышла.
Дверь захлопнулась. Пётр остался один, слушал, как она грохочет посудой на кухне. Потом и там стихло.
Он сел, попытался читать — буквы расплывались. Жена права — отдалился. Когда? После кончины матушки? Или раньше, когда повысили до прораба на заводе?
Вспомнилось, как встретились. Галя служила продавщицей в книжной лавке, он зашёл за справочником по теплотехнике. Сияла улыбкой так, что он забыл, зачем пришёл. Стоял, смотрел, пока не спросила:
— Помочь?
— Дайте чего занятного, — брякнул он невпопад.
— А что вы любите?
— Да всё. Техничку, Шерлока Холмса, классику.
Она протянула томик Тургенева:
— Вот, попробуйте. О любви писано проникновенно.
Книгу он купил, но читал мало — думал о девушке с лучезарным взором. Назавтра вернулся.
— Понравилось?
— Очень. Посоветуйте ещё.
Визиты длились неделю. Наконец осмелился:
— Новую комедию Рязанова в «Зарю» привезли. Составите компанию?
Галина заулыбалась:
— Уж думала, век ждать придётся.
Поженились через год. Первая их квартирка — малюсенькая одначка на Казанке. Галя вешала ситцевые занавески, Пётр приколачивал полки. Вечерами сидели на кухне, чаёвничали, мечтали.
— Ребятишек двое хочу, — говаривала Галина. — Мальчика да девочку.
— А я дом с яблоньками, — вторил Пётр. — Ты — розы, я — в гараже «Волгу» лажу.
— И чтоб ссор не было вовек, — добавляла она.
— Николи, — клялся он, целуя в лоб.
Но ребятишки не выходили. Лекари разводили руками: судьба, не кручиньтесь. Галя плакала в подушку, думала — супруг не слышит. А он слышал и молчал, не зная слов утешенья. Постепенно перестали касаться темы. А после — говорить вообще стали меньше.
Пётр рос по службе. Галина перешла в школьную библиотеку. Купили квартиру трёхкомнатную, потом дачу под Костромой. Галя разбила палисадник, он копался с «Волгой». Но говорили всё реже.
Сидя в пустом зале, Пётр уразумел: вина обоюдна. Он ушёл в себя, а Галя боялась нарушить его отстранённость. Итог — после трёх десятков лет брака он чужой в доме собственном.
Утром Галина была холодна и молчалива. Подала яичницу, отвечала скупо. Пётр попробовал заговорить.
— Галюша, съездим в выходные на дачу? Помогу с розами.
— Не надо, — отрезала она. — Управлюсь.
— Может, в драмтеатр? Говорят, Стрельников новую пьесу поставил.
— Занята.
Пётр сдался. Весь день на заводе думал о жене, о семейной беде. Вечером купил пышные пионы — Галя их обожала. Пришёл, открыл квартиру ключом.
— Галя! Дома?
Тишина. В гостиной на столе лежала записка. Сердце ё
И с той поры их дни наполнялись негромкой речью, а прежняя тяжёлая тишина уступила место тёплой, уютной тишине взаимопонимания, грея их старость, как русская печь, неторопливо и надёжно.
