«Это не его ребёнок!» — вопила свекровь. А затем он вернулся с кольцом в ладони… Но было уже поздно.
Тот вечер врезался в память навсегда. До сих пор дрожь пробегает по спине, стоит лишь вспомнить. Я готовилась к нему, будто к светлому празднику: зажгла свечи, накрыла стол — лёгкий салат, его любимая запечённая форель, бутылка прохладного белого. И главное — тайна. Новость, что перевернула мою жизнь.
Мне едва исполнилось девятнадцать. Мы с Валерой ютились в маленькой съёмной квартирке на окраине Воронежа. Встречались почти год. Он осыпал меня розами, шептал, что я — его счастье, клялся быть рядом вечно. Я верила. Мы строили воздушные замки — наивные, трогательные, какие бывают только в юности, когда кажется, что одной любви достаточно для счастья.
И вот я говорю:
— Валера… Ты скоро станешь папой.
Он замер. Лицо исказилось.
— Что?! Ты что такое говоришь?
— Я беременна, — прошептала я, всё ещё надеясь увидеть в его глазах радость.
Но в ответ раздался хриплый крик:
— Не мой! Соврать не могла?! Мне это не нужно! Убирайся со своим животом!
Дверь захлопнулась с грохотом. Он исчез.
Я звонила — трубку не брали. Потом мой номер оказался в чёрном списке. Мне было плохо — тело ныло, душа рвалась на части. Но больнее всего было от мысли, что человек, с которым я делила мечты, в миг стал чужим.
Я попыталась достучаться до его матери. Галина Степановна встретила меня на пороге своей квартиры в Липецке. Даже не пустила на порог — стояла в старом халате, скрестив руки, глаза полные ненависти.
— Проваливай, — бросила она. — Не позорь мою семью. Этот ребёнок не от Валеры! Ищешь, к кому прицепиться? У моего сына другие планы, он не обязан разгребать твой бардак!
Я стояла в подъезде, и казалось, сердце вот-вот разорвётся. Ни капли жалости, ни слова поддержки. Только ледяное презрение.
Но даже тогда я не думала избавляться от ребёнка. Он уже жил во мне. Он был мой. Невинный, чистый. Разве он виноват в том, что взрослые оказались трусами?
Прошло три года. Я родила. Сына назвала Степашкой. И каждое утро, когда он просыпается, смотрит на меня своими ясными глазками и улыбается, я благодарю небо, что не сдалась. Да, было тяжело. Работала ночами, подрабатывала на дому, стирала в тазике, ела одну картошку. Но Степан — моё солнышко. Вся моя жизнь.
А несколько дней назад… раздался звонок в дверь. На пороге стоял Валера. Тот самый, но уже другой — потухший, осунувшийся.
— Можно поговорить? — тихо спросил он.
Оказалось, он попал в страшную аварию. Врачи вытащили его с того света, но… теперь он бесплоден. Навсегда. Невеста, узнав, ушла. И тут он вспомнил обо мне. О сыне. О том, как «потерял всё».
— Хочу быть с вами, — проговорил он. — Жениться. Заботиться. Воспитывать Степу. Исправить ошибку.
Я смотрела на него — и слышала в голове тот самый грохот захлопнувшейся двери. Видела его лицо в тот вечер, когда он предал меня. Вспомнила, как ночами гладила живот и молилась, чтобы малыш родился здоровым. Как рыдала в подушку, когда Стёпа первый раз сказал «мама». И просто… закрыла дверь. Без слов. Без криков. Без упрёков. Всё уже было сказано три года назад.
Теперь его звонки остаются без ответа.
Может, кто-то скажет: прости, дай шанс. Но у меня есть сын. И он достоин отца, который любил бы его с первой секунды. А не того, кто приполз, когда других вариантов не осталось.
Как думаете — права ли я, не пустив его обратно в нашу жизнь?
