— Нет, Ленка, ты не въезжаешь! Я больше не могу! — Света вцепилась подруге в руку так, что та аж скривилась. — Он женится на этой… на этой куколке! А я что, двенадцать лет ветру в спину дула?
— Свет, отпусти, кости хрустят! — Лена попыталась выдернуть ладонь, но подруга не отпускала, глаза её горели, как прожектора. — Давай успокоимся…
— Успокоимся?! — Света вскочила с табуретки и зашагала по кухне, будто тигрица в зоопарке. — Двенадцать лет, Лен! Когда он в академию поступил, я на двух работах горбатилась, чтобы ему на стипендию хватало. Когда безработным был — жила на макаронах, зато ему «премиум»-колбасу покупала. А когда его бабка в больнице лежала — я там сутками дежурила, как родная! А он…
Голос у Светы дрогнул, она шлёпнулась обратно на стул, закрыла лицо руками.
Лена осторожно пододвинула ей остывшую кружку с чаем.
— Может, оно и к лучшему, Светик? Ну его, этого козла?
— К лучшему?! — Света резко подняла голову, посмотрела так, что Лена отодвинулась. — В сорок лет с кошкой на диване сидеть — это лучше?!
— Тебе ж тридцать восемь еще…
— В январе тридцать девять! — перебила Света. — Кому я теперь нафиг нужна? Нормальные мужики все уже давно разобраны, как горячие пирожки в столовке!
Лена замялась. Она знала Свету ещё с училища, видела, как та терпела выходки Игоря годами. То он клялся в любви, то пропадал на месяцы, то снова появлялся с цветами и обещаниями. А Света ждала.
— Помнишь, как мы на курсы испанского записались? — тихо спросила Лена. — Ты тогда мечтала в Барселону съездить. А потом встретила Игоря и забила.
— При чём тут испанский?! — Света фыркнула. — Я его любила, Лен! По-настоящему! Не как эти курицы, что мужиков меняют, как перчатки. А он… он меня использовал, как бесплатную столовку!
— Да брось, просто не срослось.
— Не срослось?! — Света встала, подошла к окну, смотрела на заснеженный двор. — Знаешь, что он мне вчера выдал? Что я «слишком предсказуемая»! А его Лера — вот загадочная! Загадочная, блин! В двадцать лет, с губами, как у утки, и мозгом тапка!
— Свет, ну не накручивай себя…
— Да я не накручиваю! Я бешусь! Мы же были счастливы! Помнишь, как на рыбалку ездили? Как он мне серёжки из «Пятёрочки» дарил? Как говорил, что я у него одна?
— Ну да… Но это ж давно было.
— Всего год назад! Мы тогда про детей болтали, как назовём — если мальчик, то Димкой, если девочка — Алёнкой. А теперь его Лерка на третьем месяце!
Лена аж подпрыгнула.
— ЧТО?! Ты мне про это молчала?!
— А к чему? — Света обмякла, будто из неё воздух спустили. — Чтобы ты ещё больше жалела дуру, которая двенадцать лет ждала, а он ребёнка другой заделал?
— Господи, Свет… — Лена обняла подругу. — Мне так тебя жаль…
— Да ну тебя! — Света вырвалась. — Я сама дура! Надо было сваливать, когда он в первый раз завел шарманку про «я не готов». А я верила, что он одумается!
— Ты не дура, ты золото! Умница, красавица…
— Красавица? — Светка горько засмеялась. — Глянь на меня: мешки под глазами, как у бегемота, морщины — будто я на них пахала. А его Лерка — гладкая, как попка младенца. Ну кто ж такого козла упустит?
— Да не в попе дело!
— А в чём?! — Света схватила Лену за плечи. — Почему он её выбрал?!
Лена вздохнула, взяла подругу за руки.
— Слушай. Ты ничего не упустила. Просто Игорь — эгоист. Ему всегда был важен только он сам.
— Неправда! Он мог быть таким нежным…
— Когда ему это было выгодно. Помнишь, как он исчезал, когда у тебя мать с гипертонией в больнице лежала? Как обещал познакомить с родителями, а потом «ой, не сложилось»?
Лена вдруг заерзала, отвела глаза.
— Я… я видела его год назад. В «Макдаке». С какой-то рыжей. Они там в углу целовались, как последние студенты. Я хотела сказать, но…
— Но не сказала?! — Света вскочила, будто её током ударило. — Ты знала и молчала?!
— Я думала, может, просто знакомая…
— Знакомая?! Да он мне изменял, а ты покрывала! Я имела право знать!
— И что бы ты сделала? Простила бы, как всегда!
Света открыла рот, но слова застряли. Лена была права — она прощала Игорю всё: и пьянки, и забытые дни рождения, и исчезновения. Всегда находила оправдание.
— Знаешь, что обиднее всего? — Света села, опустив голову. — Я думала, мы с ним родственные души. А оказалось, он даже не помнит, как мы мечтали о даче под Питером. Сказал: «Да ну, это мы просто трепались».
— Для тебя это не было трепом.
— Нет. Каждое его слово было для меня важным. А для него я была просто удобной. Как диван. Пока не нашёл новый.
Лена налила чаю, долго мешала ложечкой.
— И что теперь?
— ХЗ. Иногда думаю — приехать к нему, всё в рыло высказать. А иногда — сжечь все фотки и забыть, как страшный сон.
— Второе вроде полезнее.
— Да легко говорить! Как забыть двенадцать лет?! Я ради него даже от работы в Москве отказалась! Помнишь, мне в «Газпром» звонили? А я не поехала, потому что он не хотел «в эту помойку».
— Помню. Я тогда думала — у тебя крыша поехала.
— Вот и я теперь так думаю. Всю жизнь под него гнулась, а он даже не заметил. Или заметил, но ему было пофиг.
Света подошла к зеркалу, разглядывала себя.
— Лен, моя мамка всегда говорила: «Не растворяйся в мужике, оставь кусочек себе». А я не слушала. Думала — если любишь, надо отдаваться целиком.
— Может, мать была права?
— Конечно, права. Но теперь-то я что? Кто я без него? Даже не знаю, что мне нравится!
— Зато теперь узнаешьСвета вдруг рассмеялась, взяла со стола вазу с конфетами и швырнула её в стену — осколки разлетелись по полу, а среди них засверкали обёртки, будто символ новой жизни, где больше не будет места старым обидам.
