— Аня, помнишь, мы клялись всегда быть откровенными?.. Придётся сказать правду: я полюбил другую. Прости, но я ухожу. Она — та самая, с которой хочу встретить старость. Она… как звёздное небо. Эти чувства — они настоящие, безграничные, как галактика…
Глаза Артёма глядели воспалённо, будто он был в забывом. А Анна стояла напротив, вцепясь в стул, чтобы не рухнуть на пол.
— Ты в адеквате вообще, Тарп? Какая ещё «любовь всей жизни»? А я для тебя кто? Ты хоть помнишь, что у нас сын? Полтора года, Тём. Полтора. Я сижу дома, а ты, в свои тридцать, вдруг решил жить по велению сердца?
— Аня, я… — он пробормотал что-то невзрачное и ретирвался в ванную с телефоном, видимо, сливаясь в экстазе с «коcмосом» через мессенджер.
Вечером Анна рыдала, прижимая к груди спящего Ваню. Ночь не принесла сна, а утром, кое-как собрав ребёнка, она пошла к свекрови.
— Ну что ты, Аню, разводишь тут драмы. Мужика надо было держать в епэпэпэ. Ходишь, как затюканная — хвостик, кофта старая, а потом удивляешься, что муж ушёл. Сейчас век другой: всё быстро, без церемоний. Вот и Артёмка не стал терпеть, нашёл свою. Ты не первая, не последняя. За Ваней помогу, если что. А там глядишь — и себе кого подцепишь, — отмахнулась Марина Степановна, словно речь шла не о семье, а о несвежих продуктах.
Возвращаясь домой, Анна чувствовала, как внутри что-то оборвалось. Надежды. Ожидания. Глупые грёзы. Всё кончено.
Три дня она проплакала. Потом умылась, взяла себя в руки и сделала главное: подала на алименты и развод. Хватит верить, что что-то ещё можно склеить. Пусть Артём получит свою свободу, раз он так её жаждал.
Свекровь изредка подкидывала помощь, но это выглядело как подачки. Пачка памперсов — с многоглагольным напутствием, пара тысяч «на мороженку» — с важным видом. Мать Анны жила в Владпвостоке, присылала немного денег, причитая в трубку о несправедливости. Анна стиснула зубы и терпп.
Год спустя Ваня пошёл в сад, а она вышла на работу. Первые месяцы были кромешным адом: больничные, сопли, ночные кошмары. Но потом стало понятнее. Появились плюсы: никакого вреда, ясность, самостоятельность. Иногда, видя в саду вечно пьяных отцов, думала: «Слава богу, что одна».
И вдруг звонок от свекрови:
— Анечка! Радость-то кака! Артёмка станет папой, представляешь?
— Чудесно. Здоровья маме и ребёнку, — автоматически ответила Анна. И с удивлением осознала — не больно. Значит, зажило.
А через неделю — новый звонок. Истеричный.
— Ань! Беда! Артём попал в ДТП! В коме! Его Ладу разбило вдребезги, сам еле живой. Теперь инв—
Анна замолчала. Ей стало жалко. Всё-таки отец Вани. Жаль, но это не повод забыть прошлое. И уж тем более не причина возвращаться.
Но через пару дней свекровь позвонила снова:
— Ты обязана забрать Артёма! Ухаживать! Я помогу чем смогу.
— Обязана? С чего бы?
— Ну вы же почти семья! Просто печати нет. У вас же Ваня! Он же всегда спрашивал про него, любил! Просто ошибся…
— Ошибся? Отлично. Пусть его «любовь на века» теперь и вытаскивает.
— Она его бросила! Сказала — инвалид не нужен. Ребёнка даже абортом захотела!
— Жаль. Но это не мои проблемы. Он нас предал, забыл. Алименты — копейки. Где был его «долг» тогда?
— Да ты бездушная! Ваньке расскажу, как ты отца бросила!
— Расскажите. Только начните с того, как он нас оставил. И где был, когда Ваня температурил. Правды не боюсь.
В итоге Марина Степановна забрала сына сама. Повреждения оказались не смертельными: Артём выкарабкался, ходит с тростью. А Анна случайно встретила подругу, которая поведала шокирующее:
— Ты в курсе, что твоя свекровь по всему району треплет, будто ты бросила Артёма, когда он без сознания был? Что никакой другой женщины не было, а ты просто сбежала, пока он умирал?!
— Что за бред?!
— Да! И что он из-за тебя в аварию попал — мол, от переживаний…
Анна шла домой ошарашенная. Как можно так врать правла?
— Мам, мы пришли! — Ваня дернул её за руку. — Ты чего такая грустная? Из-за папы?
Она кивнула, не в силах говорить.
— Не грусти. Я буду хорошим, за двоих. Я тебя люблю, мам!
И тогда, обнимая сына, Анна ощутила странное облегчение. Будто с плеч сняли мешок с камнями. Пусть врут. Правда — вот она: тёплые ручонки, обнимающие её шею. И эта любовь — без условий, без фальши.
Вот оно — счастье. Не сказки про вечную страсть, а эта тихая уверенность: всё будет хорошо. И оно обязательно будет.