Он сказал, что я «не гожусь в отцы» но я растил этих детей с самого начала.
Когда моя сестра Алина начала рожать, я был в другом конце области на байк-фестивале. Она уговаривала меня не отменять поездку, уверяла, что всё в порядке, что у неё ещё есть время.
Но времени не хватило.
На свет появились трое малышей а её не стало.
Я помню, как держал этих крошечных, шевелящихся комочков в реанимации для новорождённых. От меня пахло бензином и кожей куртки. У меня не было ни плана, ни малейшего понятия, что делать. Но я посмотрел на них на Свету, Дашу и Максима и понял: я их не брошу.
Я променял ночные покатушки на ночные кормления. Ребята из сервиса подменяли меня, чтобы я успевал забирать детей из садика. Я научился заплетать Даше косички, успокаивать Свету, когда у неё начиналась истерика, уговаривать Максима съесть хоть что-то кроме макарон с маслом. Я перестал ездить в дальние рейды. Продал два мотоцикла. Собрал двухъярусные кровати своими руками.
Пять лет. Пять дней рождения. Пять зим с гриппом и ротавирусом. Я не был идеальным, но я был рядом. Каждый день.
А потом пришёл он.
Биологический отец. Его не было в свидетельствах о рождении. Он ни разу не навестил Алину, пока она носила детей. По её словам, он сказал, что тройня «не для него».
Но теперь? Он захотел их забрать.
И пришёл не один. Привёл с собой соцработницу по имени Ольга. Она только взглянула на мои заляпанные маслом рабочие штаны и заявила, что я «не являюсь подходящей средой для воспитания детей».
Я не верил своим ушам.
Ольга осмотрела наш скромный, но уютный дом. Увидела детские рисунки на холодильнике. Велосипеды во дворе. Маленькие валенки у двери. Вежливо улыбалась. Делала заметки. Я заметил, как её взгляд задержался на моей татуировке.
Хуже всего было то, что дети ничего не понимали. Света спряталась за мою спину. Максим заплакал. Даша спросила: «Этот дядя теперь будет нашим новым папой?»
Я ответил: «Никто вас не заберёт. Только через суд.»
А теперь… заседание через неделю. У меня есть адвокат. Хороший. Безумно дорогой, но оно того стоит. Моя мастерская еле держится, потому что я тяну всё один, но я бы продал последний инструмент, лишь бы оставить детей.
Я не знал, что решит суд.
Накануне заседания я не мог уснуть. Сидел за кухонным столом, держа в руках рисунок Светы я, держащий их за руки, мы стоим возле нашего дома, а в углу солнце и облака. Простые детские каракули, но, честно говоря, я выглядел на этом рисунке счастливее, чем когда-либо.
Утром я надел рубашку на пуговицах, которую не надевал со дня похорон Алины. Даша вышла из комнаты и сказала: «Дядя Ваня, ты выглядишь, как на крестины.»
«Будем надеяться, судье понравится», попытался пошутить я.
Суд казался другим миром. Всё строгое, блестящее. Передо мной сидел Виктор в дорогом костюме, изображая заботливого отца. Даже принёс фотографию детей в магазинной рамке будто это что-то значило.
Ольга зачитала свой отчёт. Она не врала, но и не смягчала формулировки. Упомянула «ограниченные возможности для развития», «вопросы эмоциональной стабильности» и, конечно, «отсутствие традиционной семьи».
Я сжал кулаки под столом.
Потом настал мой черёд.
Я рассказал судье всё. С того звонка про Алину до того дня, когда Дашу вырвало мне на спину в дороге, а я даже не поморщился. Рассказал, как у Светы были проблемы с речью, и я устроился на вторую работу, чтобы оплатить логопеда. Рассказал, как Максим наконец научился плавать, потому что я обещал ему пончик каждую пятницу, если он не сдастся.
Судья посмотрел на меня и спросил: «Вы действительно считаете, что сможете дальше воспитывать троих детей один?»
Я сглотнул. Подумал соврать. Но не стал.
«Не всегда. Но я делаю это. Уже пять лет. Я делаю это не потому, что обязан. Я делаю это, потому что они моя семья.»
Виктор наклонился вперёд, будто хотел что-то сказать, но промолчал.
А потом произошло неожиданное.
Даша подняла руку.
Судья удивился, но сказал: «Девочка?»
Она встала на скамейку и заявила: «Дядя Ваня обнимает нас каждое утро. А когда нам страшно, он спит на полу рядом с нашей кроватью. И однажды он продал свой мотоцикл, чтобы у нас было тепло. Я не знаю, какой он папа, но он у нас уже есть.»
Тишина. Гробовая тишина.
Не знаю, это ли решило исход. Может, судья уже всё для себя решил. Но когда он наконец произнёс: «Опека остаётся за гражданином Ивановым», я выдохнул впервые за пять лет.
Виктор даже не взглянул на меня, уходя. Ольга едва кивнула.
Тем вечером я приготовил сырные гренки с томатным супом любимое блюдо детей. Даша плясала на кухонном столе. Максим размахивал масленкой, как мечом. Света прижалась ко мне и прошептала: «Я знала, ты нас не отдашь.»
И в этот момент, несмотря на грязную посуду и усталость, я чувствовал себя самым богатым человеком на свете.
Семья это не про кровь. Это про тех, кто остаётся. Снова и снова. Даже когда тяжело.
