Он сказал, что я «не годен в отцы» но я растил этих детей с самого начала.
Когда моя сестра Лиза начала рожать, я был на другом конце области на байк-слёте. Она уговаривала меня не отменять поездку, твердила, что всё под контролем, что ещё есть время.
Но времени не хватило.
На свет появились трое малышей а сама Лиза не выжила.
Я до сих пор помню, как держал этих крошечных, шевелящихся комочков в реанимации. От меня пахло бензином и кожей. У меня не было ни плана, ни малейшего понятия, что делать. Но я посмотрел на них на Соню, Дашу и Ваню и понял: я не уйду.
Я променял ночные гонки на ночные кормления. Ребята из сервиса подменяли меня, чтобы я успевал забирать детей из садика. Я научился заплетать Даше косички, успокаивать Соню, когда у неё истерика, уговаривать Ваню съесть хоть что-то, кроме макарон с маслом. Я перестал ездить в дальние маршруты. Продал два мотоцикла. Сам собрал двухъярусные кровати.
Пять лет. Пять дней рождения. Пять зим с гриппом и ротавирусом. Я был далёк от идеала, но я был рядом. Каждый день.
А потом появился он.
Биологический отец. Его не было в свидетельствах о рождении. Он ни разу не проведал Лизу за всю беременность. По её словам, он сказал, что тройня «не в его стиле».
Но теперь? Он захотел их забрать.
И пришёл не один. Привёл с собой соцработницу по имени Ирина. Она только взглянула на мои заляпанные маслом рабочие штаны и заявила, что я «не являюсь подходящей средой для полноценного развития детей».
Я не верил своим ушам.
Ирина осмотрела наш маленький, но уютный дом. Увидела детские рисунки на холодильнике. Велосипеды во дворе. Маленькие валенки у двери. Вежливо улыбалась. Делала пометки. Я заметил, как её взгляд задержался на моей татуировке.
Хуже всего было то, что дети ничего не понимали. Соня спряталась за меня. Ваня расплакался. Даша спросила: «Этот дядя теперь будет нашим папой?»
Я ответил: «Никто вас не заберёт. Только через суд.»
А теперь заседание через неделю. У меня есть адвокат. Хороший. Безумно дорогой, но я готов отдать последнее, лишь бы оставить детей. Моя мастерская еле сводит концы с концами, но я бы продал последний инструмент, если понадобится.
Накануне заседания я не спал. Сидел на кухне, разглядывая рисунок Сони мы стоим втроём перед домом, держась за руки, а в углу солнце и облака. Детские каракули, но, честно говоря, я выглядел на этом рисунке счастливее, чем когда-либо.
Утром я надел рубашку, которую не носил со дня похорон Лизы. Даша вышла из комнаты и сказала: «Дядя Миша, ты выглядишь, как на свадьбу.»
«Будем надеяться, судье понравится,» усмехнулся я.
Судья был строгий. Всё вокруг официальное, казённое. Напротив сидел тот самый «отец» в дорогом костюме, разыгрывая заботливого родителя. Даже принёс фотографию детей в рамке будто это что-то доказывало.
Ирина зачитала отчёт. Она не врала, но и не смягчала формулировки. Говорила про «нехватку образовательных ресурсов», «вопросы к эмоциональной стабильности» и, конечно, «отсутствие традиционной семьи».
Я сжал кулаки.
Потом дали слово мне.
Я рассказал всё. С того самого звонка о Лизе до момента, когда Дашу вырвало мне на спину во время поездки, а я даже не моргнул. Рассказал, как устроился на вторую работу, чтобы оплатить Соне логопеда. Как Ваня наконец научился плавать, потому что я обещал ему пончик каждую пятницу, если он не сдастся.
Судья спросил: «Вы уверены, что сможете растить троих детей в одиночку?»
Я хотел соврать. Но не стал.
«Нет. Не уверен,» ответил я. «Но я делаю это уже пять лет. Я не делал это, потому что был обязан. Я делал это, потому что они моя семья.»
Тут Даша подняла руку.
Судья удивился, но разрешил: «Девочка?»
Она встала на скамью и сказала: «Дядя Миша обнимает нас каждое утро. А когда нам страшно, он спит на полу рядом. И однажды он продал мотоцикл, чтобы у нас было тепло. Я не знаю, какой он папа, но он у нас уже есть.»
Тишина.
Не знаю, это ли решило дело. Но когда судья объявил: «Опека остаётся за господином Михаилом Соколовым», я выдохнул впервые за пять лет.
Тот «отец» даже не взглянул на меня, уходя. Ирина кивнула едва заметно.
Вечером я приготовил сырники с вареньем любимое блюдо детей. Даша плясала на кухонном столе. Ваня размахивал ложкой, как мечом. Соня прижалась ко мне и прошептала: «Я знала, что ты нас не отдашь.»
И в тот момент, несмотря на усталость и разгромленную кухню, я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.
Семья это не про кровь. Это про тех, кто остаётся. Снова и снова. Даже когда трудно.
