Вот, договорились. Значит, слушай…
Меня зовут Светлана, и у меня есть история, которая уже много лет не даёт мне покоя. Может, если расскажу, станет легче.
Моя семья никогда не блистала идеальными отношениями. Мы жили в Рязани, и с детства я запомнила, как между взрослыми клубились обиды, сплетни, пьянство и унижения. У мамы есть сестра — Татьяна. У неё сын, мой двоюродный брат Денис, который женился на девушке, мягко говоря, не самой верной. Измены у них были как по расписанию, ссоры — громкие, разводились и сходились снова, будто без этого жить не могли. Дети родились, но счастья в их доме не прибавилось. А тётя Таня сама давно не вылезает из запоя, работу не держит — все родные уже махнули на неё рукой.
Однажды у жены Дениса начались серьёзные проблемы с почками. Мы с мамой как-то приехали к бабушке — Вере Ивановне, и та рассказала нам про её болезнь. Мама тогда резко бросила: «Ну, головой бы думала, а не тем местом». Мы бы и забыли этот разговор, но бабушка — женщина прямолинейная, взяла и пересказала всё дословно той самой больной. И понеслось…
Скандал грянул на весь двор. Тётя, пьяная в стельку, набросилась на маму, защищая свою невестку, будто родную дочь. Мы даже спорить не стали, просто ушли. Но самое обидное случилось потом — бабушка встала на сторону Тани и её семьи. Нас с мамой она перестала звать, перестала звонить. Мы словно перестали для неё существовать. Мама ещё пыталась как-то сохранить связь, а я… я просто отрезала. Решила тогда: не хочу иметь ничего общего ни с этой пьющей роднёй, ни с теми, кто так легко вычёркивает тебя из жизни.
Прошло восемь лет. Бабушке скоро восемьдесят. Недавно она позвонила маме и, плача, просила прощения. Мама, конечно, простила — она же её мать, у неё сердце мягкое, всегда такой была. А я… я не смогла.
У меня сейчас подрастает дочка — моя радость, моё солнышко. Мама рассказала о ней бабушке, и та, дрожащим голосом, стала умолять хотя бы фотографию. Говорит, что мечтает увидеть правнучку, что каждую ночь молится, чтобы Бог дал ей шанс хоть краем глаза взглянуть на малышку. Но я запретила. Твёрдо.
Не из мести — нет. Просто в сердце до сих пор живёт обида. Больно вспоминать, как нас предали, как мама плакала, не понимая, за что её так. Бабушка тогда показала мне: родство — это не про любовь, это про выбор. И она выбрала не нас.
Не знаю, права ли я. Мама говорит: «Не держи зла, Света, она же старая, измотанная, хочет просто уйти с миром». Но внутри всё сопротивляется. Может, завтра будет поздно, но я не готова.
Скажи… а ты бы простила?
