«Она даже спасибо не сказала, что я с её ребёнком сидела, а потом ещё и лгуньей назвала» — в голосе Валентины Петровны слышится горечь.
— Разве я железная? — вздыхает Валентина Петровна, поправляя седые пряди. — Шестьдесят пять лет уже стукнуло, а здоровья всё меньше, да хлопот только прибавляется. Помогать не отказываюсь. Внучку Настеньку нянчить — радость. Но когда за доброту в лицо кидают упрёки — сердце обливается кровью.
Сын её, Владимир, тридцати пяти лет. Жена его, Лариса, на три года моложе. Живут душа в душу больше десяти лет, но с невесткой у Валентины Петровны тёплых чувств не сложилось. Держались всегда вежливо, без ссор, но и без душевности.
Когда узнала, что внучка будет, обрадовалась искренне. Настеньку с пелёнок полюбила. Девочка весёлая, белокурая, к бабушке так и льнёт. Владимир с Ларисой просить не приходили, но Валентина сама помогала — то вечером посидит, то из садика заберёт, то на дачу с собой возьмёт.
Однако со временем помощь стали воспринимать как должное. Внучку к бабушке «пристраивали» всё чаще. Выходные, праздники, будни… А однажды Лариса и вовсе заявила: перед школой пусть лето проведёт у бабки — в садик ходить не будет.
— Устала я, признаться. Не отказываюсь, конечно, но ведь мне уже не тридцать. Давление скачет, суставы ноют. А тут и накорми, и развлеки, да ещё и буквы учи. Настя ведь не малышка — шесть лет, характер уже виден, внимания требует. Но я старалась, — вздыхает женщина. — Люблю же её.
И вот — последняя капля. Волосы. У Насти густые, до пояса. Уход за ними — целое дело: мытьё, сушка, расчёсывание, заплетание — на всё час уходит. А у Валентины Петровны в деревне даже фена не было.
— Я ж не настаивала! Просто предложила: «Может, немного подравняем?» Настя сама согласилась. Думала, мать разрешила. А она… — голос Валентины дрожит. — Позвонила, орать начала, что я вру, что ребёнка настроила, что я коварная бабка.
Скандал разгорелся не на шутку, когда Лариса увидела дочь. Волосы по плечи — и будто мир рухнул. В глазах невестки Валентина Петровна стала чуть ли не злодейкой, что подрывает её материнский авторитет.
— Да что же это за несправедливость? — сокрушается женщина. — Разве я заслужила такие слова? Я даже ножниц в руки не брала. Настю подстригла её подружка, пока я в лавку сходила. А виновата — я. И Володя молчит. Даже не позвонит.
Теперь внучку видеть запретили — будто нож в сердце. ДевочьРебёнок скучает, просит бабушку, а та лишь смотрит на старую фотографию и шепчет: “Прости, родная, но твоя мать не велела”.