Третью ночь подряд сон бежит от меня. Совесть грызёт, словно крыса в подполе, оставляя кровавые зазубрины на душе. Стою меж двух огней — долг перед родными и страх за будущее переплелись смертельной хваткой. Всему виной округливший бёдра живот — восьмой месяц несёт меня к материнству стремительнее волжского паводка. После венчания с Сергеем перебралась из родной деревушки под Томском в его новосибирскую квартиру. Родители остались в Сибири, наведываемся редко — то их поезд до нас дотянется, то наш до них. Свиданий этих — по осенним грибам считать.
На прошлой неделе, за самоварным чаем с малиновым вареньем, матушка — Людмила Степановна — всплакнула, вспоминая мои младенческие годы. Как одна с пелёнками маялась, пока бабка Агафья не пришла на подмогу. Слова её, как иголки в подушку, вонзились в душу. И вдруг язык, будто не мой, выдохнул: «Мам, переезжай ко мне после роддома, недельку поможешь». Глаза её вспыхнули, будно масленичный фонарь. «Ой, доченька, мы с отцом — Геннадием Петровичем — годик поживём! Квартиру в Томске сдадим — вам на молочко ребёнку рубли подкинем».
Меня будто снежной лавиной накрыло. Люблю отца пуще неба, но звала-то лишь мать! Месяц хотела, от силы два — пока с материнством разберусь. А тут — целый год, да с табачным облаком! Отец мой — как паровоз: то на балкон дымить, то форточку зимой нараспашку. Уже вижу — сопливый младенец кашляет, а я мечусь с градусником, как курица с яйцом.
Да и скучает Геннадий Петрович в четырёх стенах. То телевизор орёт советскими детективами, то зятя за собой тащит — то в баньку, то на рыбалку до утра. Не жалко мужа — пусть отдыхает, но с новорождённым-то страшно одной оставаться. Представила этот мартовский котёл из криков, табака и бессонницы — сердце в пятки ушло.
Собрав волю в кулак, я чётко обозначила условия: «Только ты, мам. Месяц — не дольше». Лицо её потемнело, будто грозовая туча. «Без бати не поеду. Вместе или никак» — бросила сквозь слёзы и хлопнула дверью. Теперь лежу, в потолок гляжу, а в груди — будто ледокол ломает рёбра. Может, зря упёрлась? Пожертвовать покоем ради маминого счастья? Но как выдержать этот адский год, если уже сейчас воздух свинцом в лёгкие давит?
Совесть шепчет: «Дочка неблагодарная!» А инстинкт материнский вопит: «Спасай гнездо!» Муж тихо посапывает рядом, а я мысленно мечусь меж семейными фотографиями и детской кроваткой. Где та золотая середина между долгом и здравым смыслом? Может, свекровь попросить помочь? Да она в Сочи яхты считает. Темнота за окном густеет, а ответа всё нет — лишь эхо собственного дыхания в подушку.
