Анна Дмитриевна разглядывала своё отражение в покрытом лёгким туманом зеркале, поправляя складки тёмно-синего костюма. Сегодня Светке исполнялось тридцать. Впервые за восемь долгих годов они собирались встретить день рождения дочери рядом.
— Мам, ты готова? — донёсся голос Светланы из прихожей, звучавший как далёкий звонок. — Такси ждёт внизу.
— Сейчас, сейчас! — откликнулась Анна Дмитриевна, не отводя взгляда от своего двойника в стекле.
Как же переменилась Светка… Прежде жила в джинсах и кедах, а нынче — в строгих платьях да босоножках. Работает в какой-то иностранной фирме, получает больше, чем мать за всю свою службу в НИИ. Собирается замуж за этого… как бишь его… Алексея.
— Мама! — голос дочери прозвучал острее.
Анна Дмитриевна выдохнула и побрела к двери. На пороге стояла дочь в бежевом платье, волосы уложены аккуратно, легчайший макияж. Красивая. Всегда была такой, даже когда в шестнадцать бросила школу и сбежала из дома.
— Приличный вид, — сухо бросила Анна Дмитриевна.
Светлана слабо улыбнулась, но в глазах — словно тени шевельнулись.
— Спасибо. Ты тоже. Костюм очень к лицу.
В такси молчали. Светлана смотрела в расплывчатое окно, а Анна Дмитриевна размышляла о том, какой могла бы стать их жизнь. Если бы дочь прислушалась тогда. Если бы не повстречала этого Виктора, что был вдвое старше. Если бы не умчалась с ним в Санкт-Петербург, оставив школу, мечты о медицинском институте, будущность.
— Помнишь, как я говорила? — не сдержалась Анна Дмитриевна, слова повисли в воздухе густым туманом. — Кончится плачевно. Бросит, когда натешится.
Светлана повернулась к матери.
— Мам, давай не сегодня? У меня же день рождения.
— Не собираюсь портить. Говорю, как было. Ведь оказалась права?
— Да, права. И что теперь? Чтоб я всю жизнь каялась за юношескую глупость?
Анна Дмитриевна промолчала. Желала ли она этого? Сама не ведала. Знавала лишь восемь лет бессонных ночей, метаний, как её шестнадцатилетняя дочь прозябает неизвестно где. Как обзванивала больницы и участкового, опрашивала знакомых. Как первая весточка пришла лишь через полтора года — клочок бумаги: «Жива-здорова. Не ищи».
Ресторан предстал дорогим видением: хрусталь, скатерти, лепнина. За длинным столом — коллеги Светланы, три подруги, жених Алексей с родителями. Все встали призрачными тенями при её появлении.
— Знакомьтесь, моя мама, — представила Светлана голосом, звучащим сквозь воду.
Анна Дмитриевна кивнула всем разом и опустилась на указанное место. Рядом — мать Алексея, элегантная дама лет шестидесяти в платье, что явно стоило целую зарплату инженера.
— Какая у вас дивная дочь, — прошептала она. — Алёша её просто боготворит. Уверяет, столь самостоятельных и упорных девушек — редкость нынче.
— Самостоятельной рано стала, — отрезала Анна Дмитриевна. — Слишком.
Мать Алексея уловила тяжкое в голосе и завела разговор о погоде — о лютом ноябрьском ветре за окном.
За столом гудело веселье. Светлана смеялась звонко, повествовала о делах конторских, принимала подарки — коробочки, что врастали в скатерть. Анна Дмитриевна молчала, лишь изредка отвечая соседям, наблюдая.
Вот дочь обняла Алексея, он шепчет что-то, она заливается румянцем. Хороший парень, признать надо. Доктор, из приличной семьи. Повезло Светке. Но могла замуж выйти и раньше, не за первого попавшегося, если б мамины слова вес имели.
— Свет, а свадьба? — спросила одна из подруг, лицо её расплывалось как на мокром стекле. — Когда?
— Осенью, — ответила Светлана. — Тихо, в кругу самых близких.
— А жить где станете?
— Алёша взял квартиру в новостройке. Трёшку, с евроремонтом. Загляденье!
Анна Дмитриевна невольно вспомнила их панельную пятиэтажку, где до бегства дочь ютилась на раскладушке в крохотной гостиной, ныла об уединении. Мать твердила: школу окончить, институт, работа — тогда и жильё своё будет. Но ждать не захотела.
— А дети? — допытывалась та же подруга. — Планируете?
Светлана переглянулась с Алексеем.
— Конечно же. Очень хочу ребёночка. — Улыбка её стала сияющей. — Стану наилучшей матерью на свете.
— Не сомневаемся, — кивнула мать Алексея. — У тебя чутьё на людей редкое, мудрость. Для деток это важно.
Анна
Валентина Петровна заснула, и во сне увидела огромную реку, где прошлое и настоящее текли вперемешку, как расплавленное золото и пепел, а на берегу стояли они с Леной — обе с седыми косами до пояса, держась за руки и смеясь над чем-то неуловимо простым.