Она ревнует меня… к кошке
Никогда бы не подумала, что окажусь в подобной, мягко говоря, нелепой ситуации. С мамой мы обычно звоним друг другу каждый день — а то и два раза: утром и вечером. Но вот уже второй день она то сбрасывает мой звонок, то просто не берет трубку. Я забеспокоилась не на шутку. Готовилась уже ехать к ней — мало ли, вдруг с телефоном что? Новый смартфон ей, кстати, подарил на 8 Марта мой Серёжа, но мама с гаджетами не в ладах.
И тут — о чудо! Она всё-таки ответила, но голос звучал так, будто я позвонила не родной матери, а какому-нибудь бюрократу из ЖЭКа:
— Да, я тебя слушаю.
— Мам, ты где пропадаешь? Я уже вся извелась, два дня дозвониться не могу!
— Было не до разговоров. Особенно про кошек, — отрезала она.
Сперва я даже не поняла, в чём подвох, но потом мысль прояснилась. Всё дело в нашей кошке. Уже месяц, как мы выхаживаем Мурку — нашу пушистую аристократку с полным именем «Матильда Фёдоровна Пушистохвостая», если уж совсем официально. Сначала ей просто было нездоровиться, потом — чехарда с ветеринарами, невнятные диагнозы, куча уколов, таблеток, капельниц — и всё без толку. Кошке становилось только хуже, а один клиницист вообще чуть не отправил её к праотцам.
Лишь в третьей клинике нам попался настоящий доктор — толковый, спокойный, с руками из нужного места. УЗИ, анализы, осмотр… Настоял на операции. Было страшно до дрожи. Я боялась её потерять, но рискнула — и не зря. Дальше — тяжёлая реабилитация: кормила с ложки, поила из шприца, ночевала рядом на полу, чтобы услышать, если станет хуже. И Мурка, слава богу, ожила. Теперь сама ест, ходит в лоток, мурлычет и ластится, как раньше.
Перед этим маминым взрывом я как раз звонила и между делом обмолвилась, во сколько обошлось лечение. Ну, вы понимаете — суммы такие, что самому хочется лечь и зажмуриться. Мама тогда ахнула:
— Да это же полторы моих пенсии! Ты с головой дружишь?!
Разговор закончился без скандала, но и без тепла. Я почувствовала подвох, но махнула рукой. А мама, видимо, прокручивала это в голове, пока у неё что-то не щёлкнуло.
Не выдержав её колких намёков про «кошачью зависимость», я спросила напрямую:
— Мам… ты что, ревнуешь меня к Мурке?
— Да нет! Просто как-то странно: на кошку тратишь больше, чем на родную мать!
— Но она же заболела, мам! Мне её что, усыплять было? Это, кстати, дешевле, чем операция…
— Я не это имела в виду, — замялась мама, уже не так уверенно.
— Послушай, ты же знаешь, мы с Серёжей всегда поможем. Если тебе чего-то не хватает — скажи, приеду, решим. Деньги переведём, купим всё необходимое. Ты же знаешь — ты у нас на первом месте, а кошка… кошка просто тоже семья. Мы её любим.
Мама смягчилась. Голос потеплел, и прозвучали долгожданные слова:
— Ну да… вы помогаете… спасибо. Просто не понимаю, как можно столько тратить на животное.
— Потому что любим. И не надо сравнивать. Это не выбор между тобой и ей. Любим и тебя, и её. Давай так: если что-то нужно — звони сразу. А то я начну сама наведываться с проверкой холодильника и аптечки!
— Оленька, только не ревизии, — рассмеялась мама. — Ладно, дура я… Просто приезжай, соскучилась.
— Уже еду, — улыбнулась я. — И смотри, чтоб пирожки были!
Вечером мы с мужем сидели у мамы за столом. Чай, пирожки, разговоры, смех. Всё как всегда. И я мысленно поблагодарила судьбу за то, что у меня есть мама — живая, своенравная, обидчивая, но самая родная. А с Муркой теперь всё хорошо. И пусть так будет и дальше.