**Дневник Валентины Петровны**
“Оставила мне дочку?” — От ужасного предположения Валентину бросило в жар. — “Нет, не может быть. Она обязательно вернётся.”
Придя с работы, Валентина нашла на кухонном столе короткую записку от дочери. С Светланой у них были сложные отношения, но она не думала, что та сбежит вот так, без объяснений. Перечитывала снова и снова, выучила наизусть, но казалось — пропустила что-то важное.
Ночь не принесла покоя. То подушка давила, то одеяло душило, то комната казалась душной, будто баня. В голове вертелись их ссоры, редкие смешные моменты, глупые обиды… Всё, что теперь стало бесценным.
Измучившись, встала, включила лампу. Записка лежала поверх бумаг, истрёпанная от бесчисленных перечитываний.
“Устала от твоего контроля… Ты не даёшь мне дышать. Хочу жить сама. Я взрослая. Ты бы всё равно не отпустила, поэтому ухожу. Со мной всё в порядке. Не ищи. Не вернусь…”
Без начала и подписи. “А я?” — прошептала Валентина, будто дочь могла услышать. — “Что, если со мной что-то случится? Тебе даже некому будет сообщить.”
Света, наверное, считала себя правой. Но разве есть мать, которая не хочет, чтобы её ребёнок получил образование, нашёл хорошую работу? Разве она запрещала ей жить? Просто знала, как быстро юношеские мечты разбиваются о быт.
Сама выскочила замуж в институте, а потом — бесконечные ссоры, крошечная комната в общаге, нехватка денег. Когда родилась Света, стало ещё тяжелее. Муж, такой же неопытный, только злился. Может, мать была права, советуя тогда аборт? Но Валентина верила, что любовь победит. Наивная…
Развелись через три месяца. Взяла академический, вернулась к родителям. Мама, хоть и ругалась, сразу привязалась к внучке. Позже отпустила Валентину доучиться, сама нянчила Свету и баловала без меры.
Пока были живы родители, всё шло гладко. После института два года проработала учительницей, потом устроилась переводчиком. С личной жизнью не везло — попадались или женатые, или разведённые неудачники. Боялась связываться.
Когда похоронила родителей, осталась вдвоём со Светланой. Всё, что было в ней — любовь, забота, страх, — отдавала дочери. А той это оказалось не нужно. Избалованная бабушкой, Света считала мать тираном. Мечтала не об учёбе, а о свободе. И вот — сбежала…
“Буду ждать. Что ещё остаётся? Ты вернёшься. Я ведь мать — люблю и прощу. Лишь бы с тобой ничего не случилось…”
Выключила лампу, легла. Заснула тревожно, под утро.
Дни тянулись мучительно. Вздрагивала от звонков, прислушивалась к шагам под дверью. Взяла кучу переводов, сидела до рассвета. Так хоть меньше думалось.
Через полтора года раздался звонок. Отложила работу, открыла — на пороге стояла Света, но какая-то чужая: худая, с потухшими глазами. Валентина ахнула, бросилась обнимать, но наткнулась на холодный взгляд. Только потом заметила свёрток в её руках.
“Это твой? Дай мне.” — Взяла ребёнка. — “Девочка?”
Унесла в комнату, разглядывала крошечное личико, пухлые губки… А потом услышала — хлопнула дверь.
Выбежала в прихожую — никого. Только мокрые следы от сапог и сумка у порога. Распахнула дверь, крикнула в подъезд: “Света!” — Тишина.
“Оставила мне дочку?” — Сердце бешено застучало. — “Нет, не может быть…”
В сумке — детские вещи, бутылочка, смесь. В кармане — документы. Девочку звали Мария Леонидовна Соколова. Фамилия — Светина.
Записка: “Пусть поживёт у тебя немного.” — И всё.
Началась новая жизнь. Перешла на домашнюю работу, чтобы быть рядом с Машенькой. Уставала, но впервые за долгие годы чувствовала — ради кого-то живу.
В год Маша пошла, в три — записала её в садик. Заведующей соврала: “Мать часто в командировках.”
Девочка росла спокойной, умной. И никак не хотела называть её бабушкой — только “мама”.
“У тебя другая мама. Я — бабушка.”
Но Маша забывалась. В конце концов, разрешила звать себя просто “Валей”.
Света не звонила, не писала. Когда пришло время идти в школу, Валентина боялась — вдруг начнут вопросы, отправят в опеку? Пошла в свою бывшую школу, рассказала всё директору. Тот помог — приняли без проблем.
Валентина так привязалась к Маше, что теперь боялась возвращения дочери. Баловала по-своему: не сладостями, а книгами, прогулками, разговорами. На собраниях слушала похвалы учителей с гордостью.
Маша была не по годам серьёзной. Валентина иногда думала: “А Света в её возрасте?..” Та не любила читать, быстро бросила музыку, мечтала только о гулянках.
Однажды весной, возвращаясь из магазина, услышала за спиной: “Мама.”
Обернулась — уронила ключи. Перед ней стояла Света, но какая-то чужая: яркая, в дорогой одежде, с безупречным маникюром. Запах духов — дорогих, ненашенских.
Маша подняла ключи, прижалась к Валентине. Света смотрела на неё жадно.
“Ты вернулась. И я знаю зачем,” — резко сказала Валентина, толкнула Машу в подъезд.
Не хватало только, чтобы здесь, на улице, начался разговор о “настоящей матери”.
Дома Света выпалила: “Я в Испании. Замужем. Муж узнал о дочери — велел забрать. Оформлю документы — уезжаем.”
Валентина онемела. “А я? Ты подумала, как я буду одна?”
Ужин прошёл в тяжёлых разговорах. Света хвасталась домом, бассейном. Валентина едва сдерживалась.
Когда пришло время уезжать, Маша спросила: “А Валя с нами?”
“Нет,” — ответила Света.
“Тогда и я не поеду.”
Света улетела одна. Перед этим накричала на Валентину: “Ты настроила её против меня!”
Прошло восемь лет. Света вернулась — муж умер, родственники выгнали. Пожила у них, пока не нашла нового. Маша осталась с Валентиной.
Так и живут. УМаша теперь часто спрашивает у Вали, почему мама снова уехала, но Валентина только гладит её по голове и молчит.
