— Анастасия, забери своего сорванца! Он доводит моего бедного Бориса Николаевича! — злобно прошипела Галина Степановна, указывая на взъерошенного пса, растянувшегося в кресле. — Я же сказала: немедленно успокой этого чертёнка!
Анастасия побледнела, отвела маленького Мишеньку в сторону и прошептала: «Прости, лапочка».
Из кабинета вышел Михаил, потирая виски:
— Опять ссора? Из-за вас я не могу нормально работать!
— Ах, работа ему мешает! — язвительно фыркнула мать. — Мой Борис Николаевич, между прочим, на последнем издыхании, а вы тут со своими воплями и пелёнками! Всё, хватит! Живите отдельно! Не собираетесь же вечно на моей шее сидеть?
— Мам, зачем так резко? Мы помогаем, продукты покупаем, Настя по дому всё делает…
— Да наплевать мне! Я своё отработала, теперь вы свою жизнь стройте! Собирайтесь. Три дня — и чтобы вас тут не было!
Михаил гневно взглянул на старого пса и молча захлопнул дверь. Настя подошла к кроватке, где спали её двойняшки, села рядом и заплакала.
— Уедем сегодня же, — сказал муж, кладя руку ей на плечо.
— Но куда, Миша? У нас ни денег, ни жилья…
— Серёга дал ключи от своей квартиры, уехал в командировку. Поживём там, я подработаю. Мы справимся, Настёна, обещаю.
Она лишь кивнула и начала судорожно собирать вещи. На прощание Галина Степановна даже не вышла — лишь крикнула из кухни:
— Уезжаете? Ну и скатертью дорога!
Но судьба распорядилась иначе. В такси, которое везло их к другу, на полном ходу врезалась иномарка. Михаил и дети погибли сразу. Настя выжила, но оказалась в реанимации между жизнью и смертью.
Она пролежала в коме почти два месяца. В один серый, дождливый день её веки дрогнули, глаза открылись. Первой, кого она увидела, была Галина Степановна.
— Настенька, родная! Слава Богу, ты очнулась… — прижалась она к её руке.
— Кто… вы? — едва слышно прошептала Настя.
— Мама… — солгала свекровь, сдерживая дрожь в голосе.
Галина Степановна скрыла правду. Умоляла врачей не говорить ничего. «Не сейчас», — решила она. Вещи Миши и детей выбросила, фотографии засунула в коробку на антресоль. Ей хотелось отмотать время. Хоть что-то исправить.
Настю выписали. Дома она медленно приходила в себя. Единственным, кому она доверяла, стал физиотерапевт Витя. Только ему она улыбалась по-настоящему. А Галина Степановна… её прикосновения казались Насте чужими, ледяными.
Однажды свекровь, протирая пыль, встала на шаткий табурет. Нога подкосилась, она упала и сломала ногу. Настя отвезла её в больницу, но дома забыли документы.
Она вернулась за ними — и вдруг заметит коробку на антресоли. Открыла. Там были фото. Она, Миша, двойняшки… В голове вспыхнуло всё разом. Боль пронзила виски, Настя закричала.
Она ворвалась в больницу, сжимая снимки.
— Где они? Где мои дети?! Где Миша?!
Галина Степановна разрыдалась. Впервые искренне. Слёзы, признание, молчание — как нож. Настя рухнула без чувств на пороге.
Очнувшись, она побежала. Под дождём, не видя дороги, мчалась к мосту. Смотрела в чёрную воду. «Шагну — и тишина. Конец…»
Но вдруг — крепкие руки. Это был Витя.
— Настя… Я здесь. Плачь. Кричи. Но не бросайся. Я с тобой.
Она вжалась лицом в его плечо и рыдала, как никогда. Он молча гладил её по волосам.
Им предстояло ещё многое: простить, залечить раны, начать жить заново. Но в тот момент, под холодным ветром и хмурым небом, началась новая глава. Без прежнего счастья, но с тусклым светом впереди.
*Запомни: гнев — плохой советчик. Лучше сто раз подумать, чем потом пытаться склеить разбитое.*
