Я вспомню, как однажды я взял свою единственную радость маленького Данилу, которого я держал на коленях, словно сэкономленные копейки из своей пенсии. В тот день мы поехали в большой торговый центр, а мальчишка сказал мне то, чего я вовсе не ожидал.
Автобус слегка трясся, но Данил держался за окно, глаза у него были большие, словно два шоколадных монетки. Никогда ранее он не бывал в большом городе. На самом деле, даже моя соседка, бабушка Лена, редко отправлялась туда. Селорынокдом таков был её мир.
Но в то утро мне чтото тяжело лежало на сердце:
Давай посмотрим, как это как ты скажешь, бабушка?
В ТРЦ, мамочка, ответил Данил гордо, будто уже знал слово. Учительница говорила, что это как город в здании.
Василиса, моя старушка, спрятала улыбку в платок. Она собирала копейки из пенсии, продавала на приусадебном участке яйца, зелень, веточки петрушки, несколько банок закуски. Никто бы не заметил её скромных покупок, но не ради магазина ради того, чтобы увидеть Данилу счастливым.
Мать мальчика работала за границей. Уезжала «только на два года», а прошло уже четыре. Отец исчез давно, в тот день, когда сказал, что отправится в город искать работу и больше не вернулся. С тех пор мир Данил сократился до двух дрожащих, но полных любви, старых рук.
Не стыдно тебе, бабушка? спросила я вечером перед походом.
Как мне стыдно? Ты всё, что у меня есть, сказал мальчик, серьёзно, как будто уже большой человек.
Когда мы вышли из автобуса, ТРЦ вознёсся перед нами, блестящий, холодный, со стеклянными стенами. Василиса сделала глубокий вдох, будто готовилась войти в иной мир.
Это здание, а не шутка, прошептала она.
Пойдём, бабушка, я покажу, что внутри!
Двери открылись сами, и Василиса подпрыгнула.
Господи, будто открываются врата рая, прошептала она, делая крест в мыслях, чтобы не смеяться над собой.
Внутри холодный свет, музыка, спешащие люди. Молодёжь с брендовыми пакетами, женщины в высоких каблуках, дети в стильных нарядах, будто со страниц журналов. Мы с Данилом выглядели, как в кино.
Мальчик держал меня за пальцы, будто я была его сокровищем.
Смотри, бабушка, там одежда. Там игрушки. То, что ты видишь по телеку дома.
Много, дорогой прошептала она, поражённая.
Мы зашли в магазин детской одежды. Платья висели ровно, ярко, по размеру. Не как в нашем шкафу, где три футболки и два штанишки уже давненько спорят с временем.
Примеряйте что хотите, улыбнулась продавщица.
Василиса закраснела.
Нет, нет, мы просто посмотрим
Но Данил уже провёл пальцами по синему худи с маленьким супергероем.
Бабушка просто хочу увидеть, как он мне сидит не будем его покупать
Тут, у полки, встретились её тревоги: маленькая пенсия, счета, масло, сахар, лекарства. Но над ними проступила яркая мысль: детство.
Возьми, дорогой, примеряй, сказала она решительно.
Помогла ему надеть худи. Оно лёгким облегало плечи, будто сшито специально. Данил посмотрел в зеркало и на миг перестал быть мальчишкой с поцарапанными коленками и ветхой одеждой. Он стал ребёнком из рекламных роликов.
Бабушка я выгляжу, как мальчишки из города, прошептал он, стараясь не радоваться слишком громко.
Василиса почувствовала, как у неё слёзы блестят в глазах.
Ты был красив и в старой одежде, но это, кажется, создано именно для тебя.
Когда она увидела цену, сердце сжалось. В мыслях она пересчитывала, сколько дней хлеба, сколько килограммов муки, сколько проездов на троллейбусе можно купить на эти деньги. Затем вновь взглянула на Данила, который осторожно тянул рукава худи, будто собирался снять его.
Давай, дорогой, возьмём, сказала она, хотя сомневалась.
Серьёзно, бабушка?
Серьёзно. И береги его, ведь это обещание вырасти большим и однажды привести меня в такие места.
Мы прошлись мимо полок с игрушками, где Данил останавливался у каждой машинки, каждого конструктора, каждой светящейся пульки. Глаза блестели, но он ничего не просил. Он уже в семь лет понимал, что желания измеряются рублями, а деньги падают не с неба, а из изрядно согнутых ладоней бабушки.
Пойдёшь ещё посмотреть, дорогой? сказала я, чувствуя, как колени ноют.
Бабушка ждёт тебя у той скамейки, мне уже тяжело ходить.
Мы уселись у уголка, почти у эскалатора. Я осторожно села на блестящую деревянную скамейку, прижав к груди тканевый мешок, где лежало новое худи. Кусочек хлеба из булочной ТРЦ выглядел, как маленький кусок села, принесённый в мир стекла.
Не ухожу далеко, сказал Данил. Смотрю только в магазин игрушек напротив.
Иди, я вижу тебя отсюда, ответила я.
Мальчик помчался к своим игрушкам, а я осталась на скамейке, глядя за ним. Молодёжь проходила с большими пакетами, блестящими телефонами, смеялась, громко разговаривала, делала селфи. Никто не смотрел на меня. Если и взглядывали, то думали, что я «какаято старушка из деревни, потерявшаяся».
Но я не чувствовала себя потерянной. Впервые за долгое время я ощущала, что нахожусь на своём месте. Среди этого калейдоскопа света сердце наполнялось радостью.
Смотри, Господи, какой огромный стал мир И кто бы мог подумать, что я сама принесу его в ТРЦ? прошептала я, наблюдая за маленькой головой среди полок.
Я посмотрела на свои ладони изрезанные временем, глинами, мытьём в тазу. Эти руки, которые всё жизнь оставались незамеченными, теперь держали мешок с первым «настоящим» худи Данила. Те же руки резали первый ломтик хлеба, качали его, когда он плакал от маминой разлуки, стирали слёзы, когда другие смеялись над его порванными ботинками.
Сейчас они дрожали от усталости, но не от старости, а от эмоций.
Молодая пара с блестящими пакетами села рядом, девушка бросила взгляд на мой кусок хлеба и старый плащ. Затем обернулась к витринам. Они не знали, что за моей усталой улыбкой скрывается история тяжелее их сумок.
Бабушка! крикнул Данил, прорезая шум ТРЦ. Он бросился ко мне, щеки его раскраснелись от волнения.
Я поднялся сам по тем ступенькам! И увидел магазин только с мячиками! И большой экран с мультиками!
Он говорил быстро, спутывая слова, будто боялся, что не успеет всё рассказать. Я смотрела на него и понимала, что не зря потратила деньги на худи и путь сюда.
Тебе нравится? спросила я тихо.
Это самое крутое место на свете, бабушка. Но знаешь, мне дома больше нравится.
Почему, дорогой?
Потому что там ты. Там пахнет твоим борщом. Здесь пахнет только деньгами.
Я рассмеялась, коротко, со слёзами на краях глаз.
Ты прав, сказала я, обняв его, пододвинув к себе на скамейку, дала глоток сока и кусок тёплого хлеба. Мы сидели плечом к плечу, словно на крошечном островке тишины посреди шумного ТРЦ.
Вокруг мир мчался во всех направлениях: спешащие люди, скидки, яркие рекламные вывески. Никто не знал, что на той скамейке сидят две души, которым нужен только друг друга.
Бабушка пробормотал Данил, откусывая хлеб,
Да, дорогой.
Когда придёт мама, ты её тоже приведёшь в ТРЦ?
Приведу, как же без неё? Придём втроём: ты в новом худи, мама с красивой сумкой, а я со своим платком. И ты покажешь ей всё, а не я.
Покажу всё. И скажу, что ты меня привёл сюда впервые, чтобы она знала.
Василиса почувствовала, как её сердце согревается. За стеклянными витринами, за блеском, настоящим богатством был мальчик семи лет, который никогда ничего не требовал, но получил всё, что могла ему дать любовь, время, свои усталые руки.
Я не женщина ТРЦ, подумала я. Я женщина поля и войны, ткачества. Но если этот огромный мир заставит его улыбнуться, я приду снова и снова, пока мои ноги выдержат.
Я подняла взгляд к высокому стеклянному потолку.
Господи, береги нас, прошептала я. Пусть его мать будет здорова, где бы она ни была, отец где бы ни был а мне дай силы в этих руках, чтобы вести его по правильному пути.
Данил не услышал молитву, но словно почувствовал её, вложил маленькую ладошку в мою.
Я тебя люблю, бабушка, сказал просто.
Я прикоснулась к его щеке, улыбнулась.
Торговый центр с холодным светом на миг исчез. Ставка не важна.
На той скамейке, между тканевым мешком с хлебом и новым худи, бабушка и внук жили своей маленькой чудесной сказкой: радостью, которую ни один рубль не купит знанием, что, как бы велика ни была мир, ктото всегда ждёт тебя с теплом, двумя старческими, но любящими руками.
