Я знаю, они мои, прошептал он, не поднимая глаз. Но не могу объяснить, почему между нами нет той связи.
Посмотри на неё! Какая красавица! воскликнула я, прижимая к груди тёплый комочек нашей новорождённой дочки. Алиночка лежала в мягком одеяльце, свернувшись калачиком, и тихо сопела. В тот момент весь мир сузился до её личика, до её дыхания, до одной мысли: «Она наша. Она с нами».
Рядом стоял Денис. Он смотрел на ребёнка, но в его глазах читалась не только нежность что-то глубже, почти испуг. Он протянул руку, осторожно коснулся пальцем щёчки девочки.
Вылитая ты, сказал он тихо, без той радости, которой я ждала. Тогда я не придала этому значения. Ну, похожа и что? Главное, что семья стала больше, что дочка здорова, что мы теперь родители.
Но годы шли, и когда родилась вторая Соня, я начала замечать то, от чего прежде отворачивалась. Обе девочки были удивительно похожи: большие карие глаза, аккуратный нос, густые тёмные волосы всё это словно списано с фотографий моего отца. Ни одной черты Дениса в них не было. Ни его голубых глаз, ни ямочек на щеках, ни его улыбки. Это стало проблемой. Больной и тяжёлой.
Я сидела на кухне, машинально помешивая остывший чай. За спиной слышалось ровное дыхание спящих девочек, а напротив, с холодным выражением лица, сидела свекровь Галина Петровна. Она «просто зашла», как всегда говорила. Но я знала: просто так она не приходила. Особенно в последние месяцы, когда между нами нарос лёд недомолвок.
Оля, начала она, подбирая слова, будто шла по тонкому льду, девочки, конечно, хороши. Но ты уверена, что они от Дениса? Уж больно на твоего отца смахивают. Как две капли.
Ложка звонко ударилась о блюдце. Я замерла. Эти слова уже звучали в шутках, намёках, перешёптываниях. Но от неё, от женщины, которая называла меня «доченькой», это прозвучало как нож в спину.
Галина Петровна, что вы говорите? голос дрогнул. Конечно, они от Дениса! Вы же сами знаете! Мы их так ждали, я рожала, он забирал их из роддома! Как можно сомневаться?
Она лишь пожала плечами, будто говорила: «Бывает всякое». И в этом жесте вся её уверенность в том, что сомнение имеет право на жизнь. Внутри клубилась обида, но ещё сильнее тревога. Потому что самое страшное было не в её словах. Самое страшное в том, что и муж отдалялся от наших детей.
Ден, ты опять не забрал Алину из сада? спросила я, когда он вернулся за полночь. Алина уже спала, Соня дремала на диване. А я, измотанная сменой, домашними хлопотами и вечными переживаниями, еле держалась на ногах.
Забыл, бросил он, не глядя, скидывая куртку на стул. Работы много.
Тебе всегда некогда, сорвалось у меня. Когда ты в последний раз играл с Соней? Читал Алине сказку?
Молчание. Долгое, тяжёлое. Потом его голос, тихий и надтреснутый:
Не тянет меня к ним, Оль. Не знаю почему. Они будто чужие.
Слёзы подступили к горлу. Как можно так говорить о своих детях? О тех, кого он сам когда-то ждал? Но я вдруг поняла он говорит искренне. Денис действительно хотел, чтобы дочь была похожа на него. Мечтал, как будет гордиться, увидев в ней свои черты. А вместо этого две девочки, в которых читался лишь мой отец.
Я лезла в интернет, читала про гены, доминантные признаки. Оказалось, такое бывает. Иногда ребёнок больше похож на деда, чем на отца. У моего папы сильные гены карие глаза, тёмные волосы. Но как объяснить это Денису и его родне, если они уже решили иначе?
Предложила тест ДНК. Не потому, что сомневалась, а чтобы закрыть вопрос. Но он отказался.
Я верю, что они мои, сказал он, глядя в пол. Просто не чувствую связи.
А ты пробовал? голос сорвался на крик. Быть с ними, играть, разговаривать? Или ждёшь, что само придёт?
Он молчал. И в этом молчании рушилась наша семья.
Ещё хуже было с его роднёй. Свекровь и сестра вели себя так, будто Алина и Соня не их кровь. Приходили редко, а если приходили, то только чтобы заметить: «Не в Дениса». Однажды его сестра, Таня, усмехнулась:
Оль, ты точно не от деда их родила? и захихикала, будто это смешно.
Я не выдержала:
Таня, это не шутка. Это мои дети, и они от твоего брата. Не нравится не приходи.
Она обиделась. Но что мне оставалось? Я одна тянула двух дочек, пока Денис «не чувствовал связи», а его родня только усугубляла боль.
Однажды вечером, когда девочки уснули, я решилась на разговор. Так больше не могло продолжаться.
Ден, начала тихо, я знаю, тебе тяжело. Я тоже мечтала, что они будут похожи на тебя. Но это наши дети. Они не виноваты. И я не виновата. Мне больно смотреть, как ты отдаляешься.
Он долго молчал, потом вздохнул:
Я ненавижу себя за это. Но когда смотрю на них вижу твоего отца. И чувствую себя лишним.
Я взяла его за руку:
Ты не лишний. Ты их отец. Они любят тебя, даже если ты этого не видишь. Алина спрашивает, почему папа не играет. Соня тянется к тебе, а ты отворачиваешься. Они чувствуют, Ден.
Он опустил голову. Видно было, как ему тяжело. Тогда я предложила:
Давай попробуем с малого. Просто будь с ними. Не думай, на кого они похожи. Они твои.
Прошло несколько месяцев. Денис начал меняться. Не сразу, но старался. По выходным забирал Алину из сада, учил Соню лепить из пластилина, читал им перед сном. Девочки потянулись к нему. Алина хвасталась в саду: «Папа сделал мне домик из кубиков!» Соня, которая раньше плакала, оставаясь с ним, теперь бежала к нему с радостным визгом.
С роднёй было сложнее. Свекровь порой отпускала колкости, но я научилась их не слышать. Я не могла заставить их любить моих детей, но могла оградить семью от их яда.
Те
