Дурной день
Артём не вышел, а буквально вывалился из машины. Хотя смена была не самой загруженной, тело ныло, будто он всю ночь разгружал вагоны. Голова гудела, а глаза слипались так, что даже спички не держались.
Дома он рухнул на диван, не снимая одежды, и мгновенно провалился в сон. Разбудил его назойливый звонок — пиликанье телефона, словно сверло, ввинчивалось в мозг. Шея затекла, вставать не хотелось. “Чёрт, кажется, заболел”, — подумал Артём и с трудом разлепил веки.
Телефон замолкал, потом снова взрывался той же мелодией. “Надо бы сменить”. Он нехотя выудил телефон из кармана куртки.
— Да, — прохрипел он, прочистив горло. — Да, — повторил твёрже.
— Артём, я в аэропорту. Самолёт через час. Отец в больнице с инфарктом. Выручай, подмени смену, а? Больше не на кого положиться, — голос коллеги и друга Валеры Соколова звучал в трубке.
— Я… не в форме. Температура. Позови Серёгу.
— Да ладно тебе. Выпей кофе, таблетку. У Серёги жена — любое внеурочное дежурство воспримет как измену. Мишка ещё зелёный. Николай Петрович две смены не потянет — возраст. Я быстро — послезавтра вернусь. Выручишь? Отработаю.
“То есть геройствуй, но выручай”, — промелькнуло в голове.
— Ладно, — вздохнул Артём.
— Чего? — переспросил Валера.
— Говорю, подменю. Лети с Богом.
— Ты золотой! Я тебе… — обрадовался Валера, но Артём уже положил трубку.
До ночного дежурства оставалось время. Он принял душ, побрился, выпил крепкого кофе. Вроде полегчало. Возвращаться в больницу, из которой только что уехал, не хотелось. “Выдюжу. Может, обойдётся”, — подумал он и стал одеваться.
Первые часы в отделении прошли спокойно. Сон клонил, голова тяжело клонилась к столу. Артём встряхнулся, отгоняя дремоту. Ещё одна кружка кофе ненадолго взбодрила.
— Артём Витальевич, — голос будто доносился издалека. Кто-то тряс его за плечо.
Он всё-таки уснул. Поднял голову — перед ним стояла медсестра Татьяна.
— Там мальчика привезли…
— Сейчас спущусь, — Артём с усилием оторвался от стола.
Он плеснул в лицо холодной водой, пока грелся чайник, насыпал в кружку три ложки кофе и выпил, обжигаясь. Поправил шапочку и спустился в приёмное.
Мальчик лет десяти лежал, свернувшись калачиком. Артём осторожно осмотрел его.
— Вы мать? — спросил он у худой, бледной женщины.
— Что с ним, доктор? — она подняла на него огромные, полные страха глаза.
— Почему раньше не вызвали скорую? — резко спросил он.
— Я… только с работы. Сын делал уроки, потом его вырвало. Температура. Оказывается, живот болит уже несколько дней. Что с ним? — её пальцы вцепились в его рукав.
— Таня, каталку! — Артём вырвал руку. — Подпишите согласие на операцию. Он протянул ей бланк.
— Операцию? Аппендицит? — её голос дрожал.
— Перитонит, — он сжал губы.
В её глазах застыл ужас.
— Подпишите. Времени нет, — повторил он.
Она машинально подписала и снова схватила его за руку:
— Спасите моего сына!
— Сделаю всё возможное. Не мешайте.
Татьяна уже катила каталку. Они перенесли мальчика и понеслись к лифту. Шаги эхом раздавались в пустом коридоре.
Женщина шла следом, что-то говорила, но Артём не слушал — мозг уже работал на операцию.
В операционной мальчик лежал под наркозом. Мир сузился до яркого света ламп и чётких движений рук. Операция затянулась. На секунду Артём прикрыл глаза — и тут крик Татьяны вернул его в реальность.
Кровь хлынула из-под пальцев.
— Давление падает! — донёсся голос анестезиолога.
Артём медленно вышел из операционной. Рубашка прилипла к спине. Ноги подкашивались. Он прислонился к холодной стене.
К нему бежала женщина — мать. Она остановилась в шаге, будто ударилась о стекло. Лицо белое, глаза огромные, измученные страхом.
Артём отвел взгляд. Она всхлипнула, закрыла рот рукой и закачалась. Он успел подхватить её, усадил на стул.
— Таня, нашатырь!
Татьяна подбежала, сунула под нос пропитанный нашатырём тампон. Женщина дёрнулась, оттолкнула руку и открыла глаза.
— Вам плохо? — спросил Артём.
Она не ответила. Поднялась и пошла прочь по пустому коридору.
“Только женщина может так держаться”, — подумал он.
В ординаторской он долго сидел, сжав голову руками. Потом взял карту и честно записал ход операции.
— Артём Витальевич… — в дверь заглянула Татьяна.
— Что? — не отрываясь от бумаги, буркнул он.
— Вы не виноваты, — тихо сказала она.
— Сделай кофе. Крепкий.
Он услышал, как закипел чайник, потом почувствовал горький аромат. Первый глоток вызвал тошноту. Не допив, выплеснул в раковину.
Мыл кружку, когда сердце сжала боль. Будто что-то разрывало грудь изнутри. Темнело в глазах…
— Очнулся? — знакомый голос.
Он с трудом открыл глаза. Над ним склонилась педиатр Ольга Ивановна.
— Лежите, — строго сказала она. — Вы больны. Как можно было оперировать в таком состоянии? Кардиограмму надо снять…
— Я нормально, — он попытался встать, но боль в груди скрутила его.
— Сколько кофе выпили? — спросила Ольга Ивановна.
— Не считал.
— А зря. Не мальчик уже. Сердце не железное. Хорошо, что Таня догадалась позвать меня.
— Инфаркт? — спросил он.
— Пока нет. Но если будете так издеваться над собой — будет. Сделала укол. Вы спали несколько часов. Лежите! — она прикрикнула, когда он снова попытался встать. — Отдыхайте.
Он сдался и провалился в сОн открыл глаза, увидел её улыбку и понял, что жизнь, как и боль, бывает разной, но только рядом с ней он снова научился дышать.
