Бумажный журавлик на улице привёл меня к разгадке исчезновения отца.
Моя жизнь была обычной, ничем не примечательной, пока я не увидела на мокром тротуаре бумажного журавлика — точь-в-точь таких, каких складывал мой отец перед тем, как исчезнуть двадцать пять лет назад.
Я была писательницей, у которой закончились истории.
Ну, не совсем. Каждый четверг я отправляла статьи в журнал. Заголовки вроде «Что ваш любимый вид пасты говорит о вашем характере». Читалось легко, но это было не то.
Моя редактор, Татьяна, хотела большего.
«Напиши что-то настоящее, Аня. С душой», — сказала она во время звонка по Zoom, прищуриваясь за очками и потягивая чай из кружки с надписью «Слово — серебро».
«Конечно. Может, добавлю счастливый конец и пару слёз для алгоритма».
Она даже не моргнула. Только резко отключилась.
«Отлично пообщались», — пробормотала я себе.
Закрыв ноутбук, я откинулась на стуле. В квартире пахло корицей и старыми книгами. Было тихо — так тихо, что в ушах звенело.
Мой парень, Денис, говорил, что любит во мне «лёгкость». Ха. На самом деле «лёгкость» означала лишь усталость.
Денис работал в полиции, и это добавляло иронии. Он приходил с историями о пропавших людях, странных кражах, ночных вызовах. Настоящие истории. А я? Я спорила с метафорами.
«Мы оба что-то ищем. Просто у него для этого есть значок».
Я накинула куртку и вышла. Без цели. Просто нужно было двигаться.
Люди проходили мимо. Я свернула налево, потом направо. Потом остановилась.
У ливнёвки лежал бумажный журавлик. Я подняла его. Он был сложен с невероятной точностью. Но под одним крылом был двойной сгиб.
«Не может быть…»
Я провела пальцем по складке.
«Тайный знак».
Так делал мой отец. Он складывал журавликов из салфеток в кафе, из билетов на автобус.
«Этот — для тех, кто смотрит внимательнее», — говорил он, указывая на двойной сгиб.
Я не видела их двадцать пять лет. Он исчез, когда мне было двенадцать. Без слов. Без следа.
«Папа…»
«Некоторые мужчины не созданы для семьи», — говорила мама, словно заученную фразу.
Вдруг раздался голос:
«Эй, это моё!»
Мальчик в красной шапке смотрел на журавлика в моей руке, как на украденное сокровище.
«Ты его обронил?»
«Моя мама купила его у того дяди».
Он указал на переулок с цветочными ларьками. Тут подошла женщина.
«Простите, — сказала она, беря мальчика за руку. — Он вечно всё теряет».
«Скажите, а где вы его купили?»
«У мужчины за углом. Он там каждый день до шести. Зовут его Степан».
Спасибо.
Впервые за месяцы во мне что-то дрогнуло. Любопытство. Тяга. Я не знала, почему. Но знала одно: мне нужно найти человека, который сложил этого журавлика.
***
На следующий день я вернулась. Листья кружились под ногами, и я шла медленнее, не зная, что найду.
Вдруг услышала смех.
У цветочного магазина собрались дети. Четверо или пятеро сидели на корточках, хлопали в ладоши.
«Ещё! Сложи дракона!»
Я остановилась, наблюдая.
Там был он.
Сидел на картонной коробке, в потрёпанном пальто. Его руки быстро складывали бумагу: лиса, лягушка, жираф из парковочного талона.
«Этот сложный», — сказал он и, сделав последний сгиб, поднял бумажного дракона.
Дети рассмеялись и разбежались, сжимая в руках свои сокровища. Я подошла ближе.
«Впечатляет. Вы Степан?»
Он не поднял головы.
«Так называют».
«Вы делаете их сами?»
«Нет, — сухо ответил он. — Их складывает библиотечный гном».
Я улыбнулась. «Вчера я нашла журавлика с двойным сгибом под крылом».
Он замер. Потом посмотрел на меня.
«Что?»
«Тайный знак. Так делал мой отец. Говорил, это для тех, кто смотрит внимательнее».
«Дай угадаю, — пробормотал он. — Ты поэт. Или философ».
«Близко. Писатель».
Он усмехнулся. «Одно и то же. Только меньше вина и больше кофе».
Он взял рекламный листок и начал складывать.
«Вы помните, как научились этому?» — спросила я.
«Нет. Никто не спрашивает ложку, как она научилась есть суп».
«Вы продаёте их?»
«Вроде. Дизайнер раз в месяц забирает. Говорит, это “добавляет глубину интерьеру”». Он пожал плечами. «Я просто складываю».
«Это как язык».
«Ты рассказываешь истории. Я — бумагой».
Я достала из сумки сто рублей, положила на коробку и взяла лису из рекламы матрасов.
Его глаза… В них было что-то знакомое.
***
На следующий день я пошла к маме.
Её дом стоял на окраине, за заросшими кустами. Всё было как всегда. Старый пёс Барсик лениво подошёл, будто ждал угощения.
«Привет, мам», — позвала я, заходя на кухню.
Она подняла глаза от вышивки.
«Ты рано».
«Я принесла цветы», — протянула я ей ромашки.
«Ещё одна ваза для пыли», — пошутила она, но взяла их.
Мы пили чай. Пар клубился между нами.
«Мам… Я, кажется, нашла папу».
Пауза.
«Вчера я встретила человека. Он складывает журавликов, мам. Так же, как папа. С тем же знаком».
Я достала журавлика. Она посмотрела на него.
«Я не помню такого».
«Но ты должна. Он складывал их за ужином, помнишь? Из салфеток. Из чеков».
Мама вздохнула.
«Ты всегда говорила, что он нас бросил. Но что, если он не ушёл по своей воле?»
«И что, мне теперь накрыть стол и сказать: “Проходи, предатель, чай с сахаром?”»
«Мам…»
Она отвернулась к окну.
«Даже если это он, мне всё равно. Я прожила без него двадцать пять лет. Подняла тебя. Одна».
«Но ты ведь любила его».
«Я любила человека, который приносил мне ромашки. А не того, кто исчез без слов».
Я спросила:
«
