Я осиротела в шесть лет. У мамы нас было уже две девочки, а она рожала третью. Я помню, как мама кричала, как соседки собрались, плакали, как её голос стихал… Почему не вызвали врачей, не отвезли её в больницу? До сих пор не понимаю. Почему? Далеко было до села? Дороги замело? Я так и не знаю, была ли причина. Мама умерла при родах, оставив нас двоих и новорожденную Аленку.
Отец после её смерти растерялся. Родни у нас здесь, в Сибири, не было, все на западе остались. Помочь отцу справиться с нами было некому. Соседки посоветовали ему срочно жениться. Не прошло и недели после маминых похорон, а отец уже жених.
Ему посоветовали посвататься к учительнице, говорили, что она добрая. Отец и пошёл. Посватался, и она согласилась. Видно, он ей приглянулся. Он был молодой, красивый — это точно. Высокий, стройный, глаза чёрные, как у цыгана. Засмотреться можно.
Как бы то ни было, вечером отец привёз невесту на смотрины.
— А я вам мамку новую привёз!
Меня охватила досада, какая-то горечь. Я не умом, а детским сердцем чувствовала что-то неладное. В доме ещё пахло мамой. Мы ещё ходили в платьях, сшитых и постиранных её руками, а он уже новую маму нашёл. Сейчас, спустя годы, я его понимаю, но тогда я его возненавидела, а заодно и его невесту. Что она о нас думала, не знаю, но она вошла в дом, обнявшись с отцом.
Оба были слегка навеселе, а она нам и говорит:
— Будете меня мамой звать, останусь.
Я младшей шепчу:
— Она нам не мама. Наша мама умерла. Не зови!
Сестрёнка заплакала, а я, как старшая, выступила вперёд.
— Нет, не будем! Ты нам не мама. Чужая ты!
— Смотрите, какие разговорчивые! Ну, тогда я с вами не останусь.
Учительница вышла за дверь, а отец хотел было за ней пойти, но на пороге замер. Постоял, опустив голову, потом повернулся, подошёл к нам, обнял и заплакал. Мы тоже заревели. Даже маленькая Аленка в кроватке захныкала. Мы оплакивали маму, а отец — любимую жену. Но в наших слезах было больше горя, чем в его. Сиротские слёзы — они везде одинаковы, и тоска по матери на всех языках одна. Это был первый и последний раз, когда я видела, как отец плачет.
Отец прожил с нами ещё пару недель. Он работал в леспромхозе, их бригада уходила в тайгу. Что делать? Другой работы в селе не было. Отец договорился с соседкой, оставил ей денег на еду, Аленку отнёс к другой соседке и ушёл в тайгу.
Вот мы и остались одни. Соседка приходила, варила, печь топить помогала, но своих дел у неё было полно. А мы целыми днями дома: и холодно, и голодно, и страшно.
Село стало думать, как нам помочь. Нужна была женщина, чтобы семью спасти. Да не какая-нибудь, а особенная, способная принять чужих детей, как своих. Где такую найти?
В разговорах узнали, что у одной из соседок есть дальняя родственница, молодая женщина, которую бросил муж из-за того, что она бездетной оказалась. Или был у неё ребёнок, да умер, а больше детей Бог не дал. Толком никто не знал. Всё-таки нашли адрес, написали письмо и через тётку Марфу вызвали нам Зину.
Отец был ещё в тайге, когда Зина рано утром пришла к нам. Она вошла так тихо, что мы даже не услышали. Я проснулась, а в доме шаги. Кто-то ходит, совсем как мама, посудой на кухне гремит, а по дому запах! Блины пекутся!
Мы с сестрой стали тихонько подсматривать в щёлочку. Зина тихо хозяйничала: мыла посуду, полы отмывала. Наконец, она поняла, что мы проснулись.
— Ну, идите, белянки, поедим!
Нам стало странно, что она нас белянками назвала. Мы с сестрой и правда светловолосые да голубоглазые — в маму.
Набрались храбрости, вышли из комнаты.
— Садитесь к столу!
Нас не нужно было два раза звать. Мы блинов наелись и уже почувствовали доверие к этой женщине.
— Меня тётей Зиной звать. Зовите так.
Потом тётя Зина искупала нас с Верой, всё постирала и ушла. На следующий день мы ждали: она пришла! Дом преобразился под её руками. Опять стало чисто и уютно, как при маме.
Прошло три недели, а отец всё в тайге. Тётя Зина за нами смотрит, лучше и быть не может, но сама, наверное, переживает и не даёт нам к ней привязаться. Особенно Верочка к ней тянулась. Ей ведь три года всего было. Я относилась осторожно. Строгая была эта тётя Зина. Неулыбчивая. Наша мама весёлая была, песни пела, плясать любила, отца «Ванек» звала.
— Вот приедет отец из тайги, да не примет меня. Какой он хоть у вас?
Я так неуклюже стала отца расхваливать, что чуть всё не испортила! Говорю:
— Он у нас хороший! Смирный такой! Напьётся и сразу спать!
Тётя Зина насторожилась:
— Часто пьёт?
— Часто! — отвечает младшая, а я её ногой под столом толкаю и говорю:
— Да нет, по праздникам только.
Тётя Зина ушла успокоенная, а отец из тайги вечером приехал. Вошёл в дом, огляделся, удивился:
— Я думал, вы тут бедуете, а вы как принцессы живёте.
Мы ему всё рассказали. Отец сел, задумался, а потом говорит:
— Ну что, пойду и я посмотрю на новую хозяйку. Какая хоть она?
— Красавица, — торопливо сказала Верочка, — и блины печёт, и сказки рассказывает.
Сейчас, вспоминая это, я всегда улыбаюсь. Зину никак, ни по каким меркам, красавицей не назовёшь. Худенькая, маленькая, блёклая, она, конечно, красавицей не была. Но что дети в этом понимают? А может, только они и понимают, в чём её красота?
Отец засмеялся, оделся и пошёл к тётке Марфе, которая жила неподалёку.
На следующий день отец сам привёл Зину. Встал пораньше, сходил за ней, и Зина опять так робко вошла в дом, будто боялась чего-то.
Я Верочке говорю:
— Давай её мамкой звать, она хорошая!
И мы с Верой в один голос как закричим:
— Мама, мама пришла!
Отец с Зиной вместе за Аленкой сходили. Вот для кого Зина стала настоящей матерью. Пылинки с неё сдувала. Аленка мать не помнила. Вера забыла, а я одна помню её всю жизнь, и отец помнит. Я подслушала однажды, как отец, глядя на фотографию матери, тихо сказал:
— Почему ты так рано ушла? Ушла и всю мою радость с собой унесла.
Недолго я прожила с отцом и мачехой. С четвёртого класса по интернатам, у нас в селе не было большой школы. После седьмого класса поступила в техникум. Всё стремилась пораньше из дома уйти, а почему? Зинаида меня никогда ни словом, ни делом не обидела, берегла, как родную, а я всё дичилась. Неблагодарная я, что ли?
Профессию акушерки я, наверное, не случайно выбрала. Мне нельзя вернуться во времени и спасти мою маму, но я уберегу другую.
