Я грезила о любви, строила воздушные замки, но судьба подкинула лишь горькие уроки!
Меня зовут Надежда Соколова, и живу я в Старице, где узкие улочки Тверской губернии теряются меж берёзовых рощ. Мы встретились вновь на вечере одноклассников — спустя двадцать лет. Виктор стоял передо мной, поплотневший, с сединой в висках, но его взгляд — всё те же бездонные глаза, полные грусти — прожигал душу, как в шестнадцать. Он протянул руку, приглашая на вальс, словно не было этих лет разлуки. Его прикосновение, запах кожи, сила рук — всё заставило сердце биться, будто юность вернулась ко мне. Ночью он снова явился в моих снах, и я поняла: пламя не угасло.
Почему мы расстались? Не помню. Три года жили как муж и жена, мечтали: дом с яблоневым садом, лавка с душистыми свечами, выбирали имена детям — Алина, Денис… А потом он растворился — без объяснений, без прощальных слов. На встрече, после танцев и шампанского, мы оба знали: это шанс. Через полгода я переехала к нему в Ржев, в его старый дом. Его супруга умерла, а я так и не встретила своего человека. Сначала казалось — счастье возможно. Но иллюзии рассыпались.
Я жаждала тепла, а получила ледяное презрение. У Виктора было двое сыновей — 17 и 19 лет, Глеб и Тимофей. Я не претендовала на роль матери — лишь хотела дружбы. Готовила их любимые блюда, дарила подарки, молчала ради спокойствия. Но в ответ — насмешки. Всё усугубилось, когда приезжали родители покойной жены. Я кланялась им, уступала — но их взгляды резали, будто я воровала чужое место.
В 39 лет я оказалась в чужом городе, среди чужих стен. Постоянные упрёки высасывали силы. Глеб тайком приводил девчонку, пока я была на смене. Они валялись в нашей спальне, пачкали постель моими духами. Она рылась в моих вещах, оставляла кухню в руинах. Тимофей брюзжал: «Супу недосолено, свитер не модный. Ты вообще чем занята?» Виктор отмалчивался, будто я призрак.
Пыталась сблизиться с соседками — но все вспоминали, каким ангелом была покойная. А я? Я живая! Бросила работу, родной город, чтобы быть с ним. Решила: ребёнок всё исправит. Но когда заикнулась, Виктор хлопнул дверью: «Мне хватит своих детей». А я осталась с пустотой под рёбрами.
Потом начался ад. Виктор пилил за каждую крошку, сыновья издевались. Последней каплей стала та девчонка в моём платье — том самом, что хранилось для особых дней. Она щёлкала семечки, развалившись на диване: «Чё уставилась? Не твоё уже!» Я не выдержала, закричала. Виктор ворвался, красный от ярости, швырнул в меня вазой: «Убирайся, искалечила нам жизнь!»
Собрала вещи в пакет, уехала в Старицу. Он выслал остальное почтой — даже открытки не вложил.
Говорят, время лечит. Но шрамы остаются. Виктор был ошибкой юности, не судьбой. Теперь я вновь в родном городе, вдыхаю запах яблонь и жду рассвета. Надеюсь, он будет светлым.
