С мужем можно развестись, а от детей не деться!
— Заходи быстрее, сестра приехала! — крикнула Светлана своей соседке Ольге, как только та переступила порог их дома в Екатеринебурге.
— Марина? Да быть не может! Сколько лет тебя не видела! — ахнула Ольга, заходя в уютную кухню.
За столом сидела высокая женщина с усталым, но добрым взглядом. Увидев Ольгу, Марина вскочила и бросилась её обнимать. Они дружили с детства, делили и радости, и горести, и теперь, спустя годы, их встреча словно вернула их в те беззаботные времена.
— Надо выпить за встречу! Два года как не виделись! — предложила Ольга, и женщины, устроившись за столом, углубились в разговоры. У каждой была своя история, полная и счастья, и боли, которые жизнь щедро раздавала без разбора.
Марина овдовела шесть лет назад. Её муж, Дмитрий, погиб в аварии вместе со своей любовницей. Целый год он вёл двойную жизнь, а Марина будто не замечала. Она чувствовала, что между ними что-то не так, но ради детей — сына и дочери — изо всех сил цеплялась за брак. Они обожали отца, и Марина не хотела разрушать их мир.
Но авария перечеркнула всё. Дети, оглушённые потерей, долго не могли опомниться. Марина, сама разбитая горем, пыталась быть для них опорой, но боль разъедала семью изнутри.
— А мой Игорь — настоящий домашний тиран! — вздохнула Ольга, отхлебнув чай. — Начиталась про токсичные отношения — так это ж про него. Хорошо, что выставила его за дверь, пока совсем не распоясался.
— Мужья — это ещё куда ни шло, — горько усмехнулась Марина. — От них можно уйти. А вот дети… Детей никуда не денешь. После смерти Дмитрия мои совсем с катушек слетели. Мы все горевали, но сын… Он во всём меня обвиняет. Говорит, что из-за наших ссор отец завёл любовницу. Мол, нервы его сдали, вот он и разбился. А теперь он меня ненавидит. Заявил, что лучше бы я умерла вместо отца. Представляешь, Оля? Лучше бы я…
Она замолчала, голос дрогнул, глаза наполнились слезами. Ольга и Светлана молчали, не зная, что сказать. Марина, вздохнув, продолжила:
— Он стал настоящим деспотом. Ему всего 19, а я его боюсь. Он не просто оскорбляет — он и руки распускает. Я терплю, потому что… что мне делать? Полицию на родного сына вызывать? Он и сестру мою достаёт, потому что она за меня заступается. На днях так разозлился, что ударил её головой об стол — только за то, что мы вместе гуляли. Потом, конечно, извинился, но на следующий день — всё по новой. Надеюсь, армия его в чувство приведёт. Мы с дочкой сбежали сюда, чтобы хоть немного отдохнуть от его выходок.
Ольга смотрела на подругу, и сердце сжималось от боли. Она понимала, как тяжело Марине, но не находила слов утешения. Светлана, её сестра, молча теребила край салфетки. Глаза её тоже блестели.
— Знаешь, — продолжила Марина, — я всё думаю: где я ошиблась? Хотела быть хорошей матерью, а он видит во мне врага. Во всех своих бедах меня винит. А я… я просто не знаю, как дальше жить.
— Это же невыносимо, — прошептала Ольга. — Как можно так с матерью? Он же должен понять, что ты не виновата!
— Он не хочет понимать, — покачала головой Марина. — Ему проще ненавидеть. А я боюсь, что он сломает не только мою жизнь, но и сестры. Она ведь из-за меня терпит его выходки.
Светлана наконец подняла глаза:
— Марин, я не жалею. Он твой сын, но нельзя так. Надо что-то делать. Может, поговорить с ним? Или к психологу сводить?
— Психолог? — горько усмехнулась Марина. — Он даже слушать не станет. Говорит, я сама виновата, и точка.
Тишина повисла тяжёлой пеленой. Каждая чувствовала боль другой, но никто не знал, как облегчить её. Ольга, пытаясь разрядить обстановку, подняла кружку:
— Девочки, давайте выпьем… за нас. За то, чтобы мы нашли силы жить, несмотря на мужей и детей, которые разбивают нам сердца.
Марина и Светлана слабо улыбнулись, но в глазах стояли слёзы. Они чокнулись, но радости в этом тосте не было. Марина смотрела в окно, где сгущались сумерки, и думала о сыне. Она всё ещё любила его, несмотря на боль. Но где-то в глубине души боялась, что эта любовь станет её проклятием.
