**Ботинки отца**
Тихое утро. В доме на окраине Екатеринбурга стояла привычная тишина, которую так ценил Иван. Слабый свет пробивался сквозь занавески, с кухни тянуло ароматом свежезаваренного чая, и у него, наконец, выдалась редкая минута, чтобы посидеть с газетой. Но сегодня покой нарушали странные звуки — шарканье, плеск воды и сдержанное детское «блин», словно это словечко мальчишка подхватил у взрослых.
Иван выглянул в прихожую и замер. Там стоял его внук, Егорка.
Маленький, с всклокоченными волосами, в пижаме с мишками, он с серьёзным видом пытался шагать по коридору… в потрёпанных кожаных ботинках, одиноко стоявших у двери. Ботинках, которые Егор называл «папиными». Хотя самого папы, Дмитрия, уже полгода не было дома — он уехал в долгосрочную вахту, оставив семью ждать.
— Егор, ты чего это? — тихо спросил Иван, боясь спугнуть этот хрупкий момент.
Малыш не обернулся, сосредоточенно глядя на ноги.
— Хочу попробовать, каково это — быть большим, — ответил он, делая неуверенный шаг. Один ботинок сполз, Егор сердито хмыкнул и потянулся поправить его.
Иван опустился на табурет у стены, чувствуя, как сердце сжимается от нежности. Он понимал: сейчас лучше не вмешиваться. Порой детям нужно примерить что-то чужое, чтобы узнать себя.
— Думаешь, взрослым легко? — спросил он после паузы, стараясь не сбивать внука с толку.
Егор кивнул, не отрывая взгляда от ботинок.
— Ты и папа всё умеете. Вам никто не командует.
Иван невольно усмехнулся, но в этой улыбке была горечь. Он вспомнил, как сам в детстве натянул отцовские кирзовые сапоги — тяжёлые, огромные, с потертыми голенищами. Тогда казалось, что стоит их надеть — и станешь сильным, как папа. Но после пары шагов понял, как это неудобно: ноги болтались, подмётки скользили, каждый шаг давался с трудом.
— А знаешь, — начал Иван, — в этих самых ботинках твой папа впервые пошёл на работу. Они старые, но он их бережёт. Говорил, что с них началась его взрослая жизнь.
Егор замолчал, разглядывая потрёпанную кожу. Его глаза, слишком серьёзные для шестилетнего мальчишки, блестели любопытством и чем-то ещё — будто он пытался разглядеть в этих ботинках следы отцовской судьбы.
— Всё равно хочу пройтись в них, — упрямо пробормотал он. — Чтобы тоже начать.
— Ну, немного, — мягко согласился Иван. — А потом возвращайся в свои тапки. Успеешь ещё нарасти.
Егор кивнул и, пошатываясь, сделал ещё несколько шагов. Лицо его напряглось, каждый шаг был как маленький подвиг. В его движениях читалась решимость, будто он шёл не по коридору, а по невидимому мосту в будущее.
Иван смотрел на внука, и в груди разливалось тёплое, глубокое чувство. Быть взрослым — это не про ботинки, не про галстук или знание всех ответов. Это про то, как вставать на работу, даже если не хочется. Про то, как прощать, даже когда обидно. Про то, как защищать своих, даже если внутри дрожь.
Но начинается всё вот так — с маленького мальчишки, который надевает отцовские ботинки и делает первый, неуверенный шаг в мир, который пока слишком велик для него.
**На этой неделе я понял: дети учатся жить, копируя нас. Пусть даже в слишком больших ботинках.**