В тихое утро в уютном доме на окраине Екатеринбурга царила привычная тишина, которую так ценил Игорь Петрович. Мягкий свет пробивался сквозь занавески, из кухни доносился аромат свежезаваренного чая, и у него наконец выдалась редкая минута, чтобы посидеть с газетой. Но сегодня покой нарушали странные звуки — неуклюжие шаги, шорох и сдержанное детское «ёлки-палки», будто кто-то подхватил это выражение у взрослых.
Игорь Петрович выглянул в прихожую и замер. Там стоял его внук, Степан.
Маленький, с всклокоченными волосами, в пижаме с мишками, он с серьёзным видом пытался идти по коридору… в старых кирзовых сапогах, которые обычно пылились у порога. Сапогах, которые Степан называл «папиными». Хотя папы, Дениса, не было уже три месяца — он уехал в длительную командировку в Москву, оставив семью ждать.
— Стёпа, что задумал? — тихо спросил Игорь Петрович, боясь спугнуть этот хрупкий момент.
Мальчик не обернулся, сосредоточенно глядя на свои ноги.
— Хочу попробовать, каково это — быть взрослым, — ответил он, делая осторожный шаг. Один сапог сполз, Степан нахмурился, поднял его и натянул обратно.
Игорь Петрович опустился на лавку у стены, чувствуя, как сердце сжимается от умиления. Он знал: сейчас нельзя вмешиваться. Иногда детям нужно позволить примерить чужое, чтобы понять себя.
— Думаешь, взрослым легко? — спросил он после паузы, стараясь не нарушить сосредоточенность внука.
Степан кивнул, не отрывая взгляда от сапог.
— Ну, вы с папой всё умеете. И вам никто не указывает.
Игорь Петрович невольно ухмыльнулся, но в этой улыбке была горечь. Он вспомнил, как сам в детстве натянул дедовы валенки — огромные, тяжёлые, с потёртым войлоком. Тогда ему казалось, что в них он сразу станет сильнее, мудрее, неуязвимым. Но через пару шагов понял, как это неудобно: ноги болтались, каждый шаг давался с трудом.
— А знаешь, — начал Игорь Петрович, — в этих сапогах твой отец впервые пошёл на стройку. Они старые, но он их бережёт. Говорил, что с них началась его взрослая жизнь.
Степан замолчал, разглядывая сапоги. Его глаза, слишком серьёзные для семилетнего мальчишки, сверкали любопытством и чем-то ещё — словно он пытался разглядеть в этих потрёпанных «великанах» следы отцовской судьбы.
— Всё равно хочу пройтись в них, — упрямо сказал он. — Чтобы тоже начать.
— Только ненадолго, — мягко ответил Игорь Петрович. — А потом возвращайся в свои тапки. Успеешь ещё повзрослеть.
Степан кивнул и, пошатываясь, сделал ещё два шага. Его лицо напряглось, каждый шаг был как маленький подвиг. В его движениях была решимость — будто он шёл не по коридору, а по невидимому мосту в будущее.
Игорь Петрович смотрел на внука, и в груди разливалось тёплое, глубокое чувство. Быть взрослым — это не про сапоги, не про галстук и не про то, чтобы знать ответы на все вопросы. Это про то, как вставать рано утром, даже если всё тело просит ещё поспать. Про то, как прощать, даже когда тебя не просят. Про то, как защищать тех, кто дорог, даже если сердце сжимается от страха.
Но всё начинается именно с этого — с маленького мальчика, который надевает отцовские сапоги и делает первый, неуклюжий шаг в мир, пока ещё слишком большой для него.