Иван Семёнович овдовел полгода назад. Смерть жены отняла у него последнюю опору. Он по-прежнему ходил на работу — не столько по необходимости, сколько чтобы не сойти с ума от тоски. Работа спасала, давала хоть какую-то цель. В привычных делах он находил временное утешение. По вечерам часто бродил по улицам, оттягивая момент возвращения в пустую квартиру, где стены давно перестали быть домом.
Дети — дочь и сын — навещали его всё реже. А потом и вовсе перестали. Казалось, вместе с матерью ушло всё, что когда-то связывало их. Иван Семёнович боялся одиночества, но ещё страшнее было осознание, что для собственных детей он стал просто обузой.
Иногда он ловил себя на том, что всматривался в лица прохожих, надеясь увидеть знакомые черты. Но люди проходили мимо, и сердце сжималось от боли — не от болезни, а от ненужности.
Однажды пришла Татьяна, его дочь. Не с теплом, а с холодным расчётом в глазах. Её визиты всегда были короткими и сводились к одному — квартире. На этот раз она сразу перешла к делу.
— Папа, хватит упрямиться. Ты живёшь в четырёхкомнатной квартире один! Это же неразумно. Продай, возьми однокомнатную, а разницу отдай мне — у нас ипотека, детям нужно место.
Он молчал. Руки дрожали, слова застревали в горле.
— Таня, это же наш с мамой дом… — начал он.
Дочь резко встала.
— Ты своё уже отжил, папа. Подумай о нас хоть раз, — её голос дрожал от злости.
— А ты подумай, когда в следующий раз зайдёшь? — тихо спросил он.
Она уже была в дверях. Обернулась и бросила:
— После твоей смерти.
Дверь захлопнулась. Гулкое эхо разнеслось по квартире, как похоронный звон. Иван Семёнович сидел, словно парализованный. Потом, собравшись, набрал номер сына.
— Артём, поговори со мной. Таня была… опять про квартиру… Я не хочу её продавать, — голос дрожал.
На том конце провода вздохнули.
— Пап, ну что тебе тут делать одному? Квартира большая, тебе не нужна. Я бы тоже не отказался от части денег — машину хочу сменить. Не жадничай.
— А ты когда зайдёшь? — спросил он с надеждой.
— Если продашь — тогда и зайду.
Он отключил звонок. Накинул пальто и вышел из дома. В груди было тяжёлое камнем. Воздух словно сгустился вокруг. Он шёл, не глядя по сторонам, пока не нашёл скамейку у реки. СеОн закрыл глаза в последний раз, так и не дождавшись, пока кто-нибудь из них вспомнит, что он был не просто квартирой, а их отцом.