Знаешь, я хочу тебе рассказать одну историю — про боль, предательство и материнскую любовь, которая, кажется, не кончается никогда.
Меня зовут Галина Ивановна. И если бы мне кто-то сказал, что моя родная дочь однажды выставит меня на улицу, я бы просто рассмеялась. Но жизнь, знаешь ли, бьёт всегда туда, куда больнее всего.
Мы с мужем Василием прожили душа в душу двадцать лет. Работал он на мельнице, честно, без высоких должностей, но дом всегда был полной чашей. Погиб он нелепо — рукав рубахи затянуло в механизм… От моего Васи остались только воспоминания да старая фотография. Это была первая трещина в моём сердце. Осталась я с двумя детьми: сыном Игорем и дочкой Лизой. Игорь ушёл в армию — а вернулся в цинке. Какой-то дурак «пошутил» с оружием…
Я будто в тумане жила. Но была Лиза — моя младшая, моя отрада. Ради неё я и держалась. Училась она хорошо, мечтала о большой жизни. И когда появился у неё ухажёр — сын местного предпринимателя, — я обрадовалась: ну хоть у дочки будет счастье.
Свадьбу гуляли на широкую ногу. Лиза хотела «как у всех» — ресторан в центре, платье с вышивкой, машину с лентами. Я вывернулась наизнанку: взяла кредит, продала кольцо бабушкино, последние сбережения отдала. Родители жениха смотрели на меня свысока, будто на кухарку. Но я молчала — лишь бы у Лизы всё было хорошо.
А потом они ко мне пришли: «Мам, давай продадим твою квартиру, купим нам с Серёжей двушку, а ты поживёшь у бабушки в деревне. Там же тихо, спокойно!» Я не верила своим ушам. Но Лиза так умоляла, клялась, что скоро всё устроят…
Короче, продала. Они купили себе новую квартиру, а я уехала в старую избушку под Рязанью. Одиночество, скрипучие половицы, печка, которую каждый день растапливать надо.
Однажды решила навестить могилы Васи и Игоря. Позвонила Лизе — не берёт трубку. Поехала сама. Пришла, постучала. Открыл зять, лицо каменное. Лиза обрадовалась, но он её сразу одёрнул. Посадили меня на кухне, покормили, а потом дочь и говорит: «Мам, ты уж извини, но остаться не можешь. Вызову такси».
Я вышла. На улице снег с дождём, автобусы не ходят. Просидела ночь у подъезда, дрожала, но хоть на кладбище съездила. Поговорила с родными…
Больше я сама к ней не ездила.
А через год калитка скрипнула — на пороге стоит Лиза, с животом, слёзы по щекам. Оказалось, зять её выгнал. Квартиру, оказывается, оформили только на него. «Мам, у меня ничего нет», — рыдает.
Я к его родителям — те бумажки тычут: «Ремонт же делали! Это дороже твоих денег!» В суд подала — законы-то не про нас написаны.
Лиза теперь живёт со мной. Стыдится, плачет. А я смотрю на неё и всё равно люблю. Обняла, говорю: «Ты же моя кровиночка».
А недавно зять внезапно перевёл мне сто тысяч рублей. Без объяснений. Зима была тяжёлая — эти деньги очень кстати. Лиза уговаривает переехать в город. А я сижу у окна, смотрю туда, где две могилки, и шепчу: «Простите… Не уберегла её. Но пока дышу — не оставлю».
