Отец вспомнил обо мне… когда узнал про бабушкино наследство
Моя жизнь никогда не была лёгкой, но настоящим ударом стало не сиротское детство, а внезапное появление человека, которого я когда-то называла отцом — спустя пятнадцать лет молчания. И пришёл он не с раскаянием, не с теплом. С требованием: “Отдай половину”.
Родители развелись, когда мне едва исполнилось пять. Мама запила, лишилась прав, а отец, не справившись с ролью родителя, отвёз меня к своей матери в глухую деревню под Владимиром. Сам же жил в городе, навещал редко — раз в год, если не реже.
Я пошла в сельскую школу, научилась сажать картошку, штопать на старой “Зингер”, ловить карасей, вязать веники для бани, варить смородиновое варенье. Жизнь с бабушкой была скромной, но честной. В четвёртом классе отец приехал с чужой женщиной. Меня отправили к соседям. Вернулась — бабушка одна, сидит, смотрит в стену.
— Где папа? — спросила я.
— Не вернётся, Лидочка, — прошептала она.
Так и вышло. Завёл новую семью, стёр дочь из памяти. Мы с бабушкой держались вдвоём. Не плакала — у меня была она. Терпеливая, молчаливая, строгая и бесконечно добрая. Она заменила мне всех: и мать, и отца, и верного товарища.
После девятого класса тётя Галя, портниха из соседнего дома, сказала:
— Руки у тебя — чистое золото. Езжай в училище, не закапывай талант в землю.
Послушалась. Уехала в Нижний. Училась, подрабатывала, не опускала рук. Отец жил в двух трамвайных остановках от моего общежития — но за три года ни разу не спросил, как я. Я тоже не искала встреч.
Окончила училище, устроилась в ателье, вышла за Николая. Снимали угол в коммуналке, но каждое воскресенье ездили к бабушке. Она души не чаяла в Коле. Засмеялась, узнав, что жду ребёнка. Вот только правнука своего так и не увидела…
Когда бабушки не стало, мир потух. Потом пришёл нотариус: дом, огород, сбережения — всё моё. Рыдала над бумагами. Не из-за денег — из-за последнего “люблю”.
Отец на похороны не пришёл. Ни звонка, ни письма. О смерти матери он узнал через полгода. Как и о завещании. И тогда — впервые за полтора десятка лет — постучался в мою дверь.
Я не сразу опознала этого поседевшего мужчину. Он не стал церемониться:
— Наследство поделим. Моя доля — половина.
Я рассмеялась. Громко, с горечью:
— Тебе? Половина? Ты отказался от меня и от родной матери. А теперь спохватился? Купюры запахли?
Он зарычал, но Коля встал между нами:
— Уходи. Самим уйти дать, или помогу.
Отец подал в суд. Но даже закон оказался на моей стороне. Проиграл, оплатил издержки, снова исчез.
А мы с Колей открыли мастерскую. Шили робы — для сварщиков, медсестёр, работников АЗС. Заказов хватало. Жили, росли, крепли.
Отца больше не встречала. И не хочу. Бабушка — вот моя настоящая семья. Я выдержала всё, потому что она верила: я достойна хорошей жизни. И теперь живу так, чтобы её душа радовалась. Где-то там, за облаками…
Не родство по крови делает людей семьёй, а верность и любовь, которые не меркнут даже после ухода.
