Василиса, а ты чего такой, будто к маме в баню попала? говорил я, опираясь у открытой двери своего новенького кроссовера, сверкающего под весенним солнцем, пытаясь улыбнуться, будто это не я виноват.
Я долго глядел на рукоятку руля, покрытую заводским блеском, и вспоминал, сколько лет копил на эту машину. Три года откладывал премию, отказывался от отпуска, носил старый шинель, пока наконец не смог купить её без кредита и без помощи жены. Салон был светлобежевый, почти молочный. Я знал, что это не практично, но хотел роскоши и чистоты. И вот, спустя лишь четыре дня, мне пришлось решить, как довезти рассаду мамы на её дачу.
Олег, говорила она, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. Посмотри на салон. Он бежевый. А рассаду твоей мамы это земля, вода и старые пакеты изпод кефира, которые вечно протекают. Я не везу.
Мы аккуратно всё упакуем, умолял я. Мамаша всё уже упаковала. Газеты подстелим, в багажник поставим. Не ужинать же грузовик ради десяти ящиков? Она обидится. Ты же знаешь, как Тамара Ивановна относится к этим помидорам как к своим детям. С февраля они уже подросли.
Василиса выскочила из машины и резко хлопнула дверь, не желая громко хлопнуть. Солнце блестело в белом капоте.
Десять ящиков? переспросила она. В прошлые выходные ты говорил о «паре коробочек». Откуда десять?
Ну там ещё перцы, баклажаны, какието цветы, петунии. Мар, пожалуйста. У меня генератор в машине сломался, ты же знаешь, она в сервисе. А мама в панике, говорит, рассаду сразу же нужно везти, иначе она погибнет. Если не успеем, будет скандал на месяц.
Скандал будет, если я испачкаю новую тачку, отрезала Василиса. Вызывай такси, «Грузовичкоф» или любой универсал. Я заплачу.
Ты не понимаешь, тихо сказал я, глядя в окна второго этажа, где живёт мама. Она не доверит рассаду таксисту. Скажет, что он всё рассыпет. Нужно, чтобы мы сами её доставили. С любовью, понимаешь?
Я увидел в её глазах тридцать восемь лет, но сейчас передо мной стояла девчонка, боющаяся маминого гнева больше, чем ядерного взрыва.
Ладно, сдалась она, чувствуя, что делает ошибку. Но только в багажник. В салон ни одного горшка. И каждую коробку я проверю, чтобы дно было сухим. Понял?
Понял! Ты лучшая! поцеловал я её в щеку и помчался к подъезду. Я сейчас, быстро всё спустим!
Я остался ждать у машины, чувствуя, как сердце бьётся. Я знал Василису уже семь лет. Она была как буря с добрыми намерениями: могла накормить всех жирными пирожками, завязать колючий свитер и обидеться, если его не носят. Дача её была, почти, священным храмом.
Через десять минут дверь подъезда распахнулась. Сначала появился я, несущий огромный, разбухший от влаги картонный ящик изпод бананов, из которого торчали тонкие стебли помидоров, подвязанные тряпочками. За мной вышла Тамара Ивановна с двумя пластиковыми ведрами, из которых тоже выглядывала зелень.
Осторожнее, Олежка, не наклоняй! крикнула свекровь. Это «Бычье сердце», сортовое! Милая, открой багажник, руки у мужа заняты!
Я нажал кнопку на брелоке, и крышка багажника плавно поднялась.
Тамара Ивановна, здравствуйте. Что это? указала я на ящик. У него дно мокрое.
Да какое мокрое! отмахнулась она, ставя ведра на асфальт. Я утром чутьчуть полила, чтобы в дороге не засохло. Жара такая стоит!
Я с натугой попытался всунуть ящик в багажник. На новенький ворсистый коврик, который я купил специально, сразу попало тёмное пятно влаги.
Стоп! крикнула я. Вынимай!
Что случилось? остановилась Тамара с горшком в руках.
Оно течёт! Я же просила сухое дно! Там грязь, земля с водой!
Ну, капля капнула, фыркнула свекровь. Это же земля, не мазут. Высохнет, стряхнёшь. У нас в «Жигулях» всё возили, и навоз, и картошку, и ничего.
Это не «Жигули», попыталась я держать себя в руках. И навоз я здесь возить не буду. Нужно подстелить пленку. У нас есть пленка?
Какая пленка? удивился я. Я думал, газеты
Газеты промокнут за минуту! Нужна плотная полиэтиленовая пленка!
Тут из подъезда выпрыгнула соседка, баба Валя, с маленькой собачкой Шариком.
О, Тамара! На ферму собираетесь? прошипела она. А это ваша невестка? Машину купила? Ой, богата!
Да, Валя, собираемся, громко ответила свекровь. Машина новая, но толку мало. Стоим как на базаре, боимся, что невестка помидорку в багажник положит.
Я почувствовал, как у меня пошла краска. Это была классическая тактика: привлечь общественность и пристыдить.
Олег, иди в магазин, купи рулон плотной пленки, прошептал я сквозь зубы.
Зачем тратить деньги? возмутилась она. У меня гдето старая шторка для ванной, сейчас принесу.
Пока она шла за шторкой, я нервно переминался.
Василиса, потерпи. Сейчас застелим и поедем. Поехатьто сорок минут.
Олег, видишь, сколько ящиков? я кивнула на подъезд, где стояла ещё целая батарея коробок. Это всё в багажник не влезет, даже если будем утрамбовывать.
Ну часть в салон возьмём. На заднее сиденье поставим.
Нет. Я сказала нет. В салоне бежевый ковролин.
Тамара вернулась с грязножёлтой занавеской для душа.
Вот, берём! сказала она. Олежка, стели.
Мы застелили багажник, и началась погрузка. Ящики были разными, кривыми, из мокрого картона. Я стоял, как коршун, следя за каждым движением. В багажник влезло ровно пять ящиков. Оставалось столько же, плюс ведра, лопаты, тяпки, обернутые тряпками, и огромный баул со свекровиными вещами.
Остальное в салон, сказала она, вытирая пот с лба. Олежка, открой заднюю дверь.
Тамара Ивановна, в салон нельзя, твёрдо сказала я, закрывая заднюю дверь.
Как нельзя? возмутилась она, упираясь руками в бок. А куда я это дену? На голове повезу? Я три месяца эти перцы выращивала! Ты знаешь, сколько семена стоят?
Я предлагала вызвать грузовое такси. Всё влезет.
Ты с ума сошла! закричала она. Такси! Они же дорого берут! И чужой человек не будет беречь ростки, а просто довезёт и бросит. Я в ноги поставлю, буду держать руками всю дорогу.
Мама, вмешался я. Василиса просила… светлый салон
И ты туда же?! свекровь обернулась к сыну. Подкаблучник! Как ты можешь мать не уважать? Я тебя растила, ночами не спала, а ты теперь жалуешься на машину! Тьфу на вашу тачку!
Она схватила один из ящиков, разрезанный вдоль коробок изпод сока, и бросила на землю. Дно коробки отвалилось, и черная земля, перемешанная с корнями, упала прямо на мои белые кроссовки и на порог открытой двери, разбрызгавшись на светлосерые брюки Василисы.
Тишина прозвенела глухо.
Я посмотрел на брюки, потом на порог, где чернела клякса, и наконец на свекровь.
Ой только и сказала она. Ну вот, довели мать! Всё изза ваших нервов! Если бы сразу открыли, ничего бы не порвалось!
Всё, прошептала я.
Я обошёл машину, сел за руль и завел двигатель.
Василиса? я растерянно смотрел на неё, стоя в земле. Ты куда?
На мойку, сказала я, открывая окно. Вы вызывайте такси, грузовик или даже вертолёт. Мне всё равно. Рассаду я не везу.
Ты бросишь нас здесь? С вещами? возмутилась свекровь. Как ты можешь? Олег, скажи ей!
Василиса, подожди! схватился он за дверную ручку. Нельзя так! Давай уберём, я вытру
Убери руку, Олег, холодным голосом ответила я. Я предупреждала. Предлагала оплатить доставку, а вы отказались. Решайте проблему сами.
Я включил передачу и плавно тронулся, оставив мужа и мать посреди двора, окружёнными коробками, ведрами и рассыпанной землёй. В зеркале я увидел, как Тамара машет руками и чтото кричит, а Олег опустил плечи.
Я ехал, чувствуя, как дрожат руки на руле. Было стыдно и страшно. С детства учили быть хорошей дочкой, уважать старших, помогать семье. «Худой мир лучше доброй ссоры» любила говорить мама. Сейчас, глядя на пятно на пороге своей мечты, я ощутил яростную злость. Почему мое «нет» ничего не значит? Почему мой труд, вложенный в машину, обесценивается капризом? Такси решило бы проблему, но я не хотел, чтобы чужие руки трогали мою чистоту.
Я заехал на мойку. Молодой мойщик, увидев грязь, кивнул:
Огородники? спросил он.
Почти, вздохнул я.
Пока машину мыла, телефон не умолкал: звонил Олег, звонила мать. Я поставил его на беззвучный режим.
Вернувшись домой, я налил себе чай и сел у окна. Олега не было уже четыре часа. Я представлял, как они там, во дворе, собирают землю, вызывают такси, а Тамара без перерыва ругает сына за плохой выбор жены.
Олег вернулся поздно, весь в грязи, уставший, пахнущий землёй. Он молча подошёл к кухне, налил воды и выпил её залпом.
Ну что, доволен? спросил он, не глядя. Мама плакала, давление подскочило, пришлось корвалол пить.
Такси вызвали? спокойно спросил я.
Вызвали. «Грузовичкоф». Прибыли через двадцать минут, всё погрузили, довезли нормально.
Видишь, никакой беды. Машина чистая.
Василиса, дело не в машине! ударил он стаканом по столу. Дело в отношениях! Ты маме показала, что железка дороже человека. Она сказала, что её ноги больше не будут в твоём доме.
Это её выбор, Олег. Я сразу предлагала такси, готов был оплатить. Но ей нужно было именно меня прогнуть, заставить везти грязь в бежевый салон. Зачем? Чтобы доказать власть?
Она пожилая! У неё свои причуды! Могла бы и уступить.
Я не хочу уступать там, где вредно мне, сказала я, вставая. Уважаю твою маму, но требую уважения к себе и к своим вещам. Если бы она просила отвезти её в поликлинику, я бы поехала без раздумий. А возить навоз и землю, когда есть доставка, глупо. И я в этом не участвую.
Олег молчал, глядя в окно, потом тяжело вздохнул.
Половина рассадки погибла, сказал он внезапно. Одна упала, а в багажнике ещё один ящик перевернулся. Вытер, но, наверное, понадобится химчистка.
Я же говорила, простонала я.
Он согласился, и я предложила позвонить маме завтра, извиниться формально, чтобы мир восстановить. Он ответил, что не будет извиняться: «не за что». Мы оба понимали, что дальше будет холодное молчание, но каждый раз, садясь в чистый салон, я ощущала, что поступила правильно.
В субботу Олег собирался на дачу.
Поедешь? спросил он без надежды. Там клубника растёт, мама чутьчуть отошла, спрашивала, почему ты не ешь.
Я подумала и решила: нет больше скрываться.
Поеду, но своей машиной. И если мне опять предложат вывезти мусор или навоз, я сразу уеду.
Договорились, ухмыльнулся он. Никакого навоза.
На даче нас встретила тишина. Тамара Ивановна копошилась в грядках, увидев меня, отряхнула руки и улыбнулась.
Здравствуйте, Тамара Ивановна, поздоровалась я.
А Валька, соседка, говорила, что твоя машина каша для кур, прервалась она, потом махнула рукой. Ладно, заходи, чай пью, пироги с клубникой готовлю.
Чай был тёплым, разговором не шел, но открытой войны тоже не было. Олег шутил, рассказывал о работе, мать передавала лучшие куски.
Когда собирались уйти, мать подошла к моей машине, обошла её, посмотрела в окно на светлые сиденья.
Чисто, констатировала она.
Стараюсь, ответила я.
А тот водительгрузовик, который замялась она. Хам, конечно, но быстро довёз. За триста рублей сверху.
Видите, удобно, сказалИ в тот вечер, когда я вновь сел за руль своего кроссовера, я понял, что границы, нарисованные в сердце, важнее любой скорости.
