Вадим распахнул окно и встал на подоконник. Чёрный асфальт внизу одновременно манил и пугал. Жизнь порой похожа на извилистую лесную тропу — никогда не знаешь, куда она выведет. Вадим Соколов и представить не мог, что сначала потеряет, а потом вновь обретёт своё счастье.
Жениться он не торопился. Искал родственную душу. Когда увидел Наталью в кафе, сердце ёкнуло — вот она. Не раздумывая, подсел познакомиться. Оказалось, они читают одни книги, смотрят те же фильмы, обожают кататься на коньках, оба мечтают о большой дружной семье.
Всё сложилось, как мечтали. Вот только детей у них не было. Наталья ходила по врачам, лечилась, ездила по святым местам, не теряя надежды. И однажды ей показалось, что беременна. В больницу не спешила — ждала, чтобы убедиться. Лишь когда начал расти живот, пошла к врачу.
Оказалось — не беременность, а опухоль. Каждый раз, приводя Наталью в онкоцентр, Вадим видел пустые взгляды больных, будто они прислушивались к своему телу. Скоро такой же взгляд появился и у Натальи.
Вадим не отходил от жены ни на шаг. Сначала взял отпуск, потом отгулы, потом врач выписала ему больничный. Но начальник вызвал и поставил ультиматум: либо работа, либо увольнение. Вадим написал заявление.
Днём и ночью он ухаживал за Натальей. Держал её за руку, когда та задыхалась, молил Бога, чтобы не разлучал их, забрал бы его вместе с ней.
Но ничего не помогло. Через три месяца Натальи не стало.
После похорон Вадим вернулся в пустую квартиру. Халат жены уже месяц висел на спинке стула. Он всё ждал, что она войдёт и наденет его. В прихожей стояли её сапоги, висела дублёнка, купленная прошлой весной по акции. Куда ни глянь — всё напоминало о Наталье, любимой и единственной, так рано ушедшей.
Вадим вжался в подушку, ещё хранившую её запах, и зарыдал. Потом сбегал в магазин за водкой. Утром еле поднялся. Боль, ненадолго отпустившая вечером, накатила с новой силой. Он вылил недопитую водку в раковину. Хотя какая разница? Без Натальи жить не хотелось.
Днём ещё как-то отвлекался, но ночью тоска душила. Однажды он стоял у окна, глядя на ночной город. Что его тут держит? Квартира? Чёрт с ней. Ни работы, ни жены, ни детей. Вадим открыл окно и влез на подоконник. Чёрный асфальт внизу манил. Четвёртый этаж — не так высоко. А если не разобьётся насмерть?
Вдруг — звонок в дверь. На мгновение Вадим замер, глядя вниз, потом спрыгнул и пошёл открывать. На пороге стояла соседка.
“Вижу, тоже не спишь. Зашла проведать — жив ли. Что-то слишком тихо у тебя. И откуда сквозняк? Окно открыл? Небось дурное задумал?” — пристально смотрела она на него.
“Просто проветриваю”, — равнодушно ответил Вадим.
“Ну смотри у меня, дурости не делай. Выпрыгнешь — никогда Наташу не увидишь. Самовольный уход — тяжкий грех. В Царствии Небесном вам не быть вместе”.
“Всё в порядке, тётя Галя”.
Вадим еле выпроводил её. Но прыгать расхотелось. Он слышал, что самоубийство — непрощаемый грех.
Ночь провёл без сна, а утром наскоро собрал вещи и взял фото, где они с Натальей навсегда остались вдвоём. Денег не осталось — всё ушло на лечение. Взгляд зацепился за брошенный халат. Вадим отвернулся и вышел. Запер квартиру и постучал к соседке.
“Куда собрался?” — спросила она, увидев сумку.
“К матери. Не могу тут оставаться. Сопьюсь”.
“Правильно. Надолго?” — прищурилась соседка.
“Не знаю. Присмотрите за квартирой”. Вадим протянул ключи. “Телефон у вас есть. Поехал”. Он махнул рукой и быстро спустился по лестнице.
Некоторое время сидел в машине, собираясь с мыслями. Потом завёл мотор и выехал со двора. На трассе вдавил газ в пол. Мелькнула мысль отпустить руль… Но могли пострадать невинные люди.
Двести километров пролетел на одном дыхании, впервые за месяцы чувствуя лёгкость. Родной город встретил грязными улочками. Обычно он приезжал летом, когда всё утопало в зелени. Забыл, как выглядит весенняя распутица в провинции.
Вот и дом. Вадим остановился у палисадника. Калинка скрипнула. На крыльцо выбежала мать, вгляделась — и кинулась к нему.
“Сынок, Ваденька! Как так? И не предупредил. Один?”
Он обнял её, вдохнул родной запах — сердце наполнилось теплом. Думал, все слёзы выплакал на похоронах, но глаза снова увлажнились.
Долго говорили, делились новостями. Мать скорбела о Наташе, утешала сына, хлопотала у плиты.
“Хорошо, что приехал. Дома и стены лечат. Чего тебе одному в городе? Помнишь, как из школы бегал…”
От её голоса Вадим успокоился. Этот дом не был связан с Натальей, и боль от воспоминаний притупилась.
Вечером он заметил свет у соседей.
“Мам, а кто там живёт? Вроде тётя Зина умерла?”
“Да Ольга там. Год назад вернулась, с мужем развелась. То ли в карты продулся, то ли ещё что — посадили. С ребёнком приехала. Да ещё мальчик с ней, лет десяти. По дороге прибился. От пьющих родителей сбежал. В школу не ходит — документов нет”.
“Только мне правду сказала. Боится, в опеку донесут и Степу заберут. А парнишка и так настрадался. Ольга в магазине уборщицей. Степа за её сыном присматривает. Иногда я им помогаю. Внуков-то нет…” Мать спохватилась. “Прости, сынок”.
“Да ладно, мам”.
Ночью Вадим ворочался, думая то о Наталье, то о первой любви — Ольге. В выпускном она выбрала Витю из параллельного класса.
На следующий день увидел её в окно. Ольга почти не изменилась. Но сердце оставалось спокойным. А через несколько дней его разбудил странный свет за окном — будто солнце упало на землю.
“Беда, соседний дом горит!” — вбежала мать.
Он выскочил на улицу, еле успев надеть сапоги. Люди уже бежали к пожару с вёдрами. ВдаВадим бросился к Ольге, стоявшей у забора в ночной рубашке с перепуганными мальчишками, и в тот же миг понял, что жизнь даёт ему второй шанс — не заменить ушедшую любовь, а обрести новую, чтобы согреться у её огня.