**Запоздалое раскаяние**
Я никогда не мечтала о втором ребёнке. У нас с Михаилом уже был семилетний сын, и мысль снова нырять в бессонные ночи, подгузники и детские крики не радовала. Да и карьера наконец пошла в гору — только выкарабкалась из декретной ямы, как новая беременность. Но Миша грезил о дочурке, и теперь, когда она внутри меня, отступать было поздно.
Родилась она невероятно красивой: личико, будто фарфоровое, носик-пуговка, а глаза… Голубые, глубокие, как омут в реке. В них можно было утонуть. Но врачи быстро остудили наш восторг: у малышки порок сердца. Лечение долгое, операция, бесконечные больницы. Вся жизнь — на паузе.
Я слушала их и чувствовала, как рушится мой мир. Где теперь мои бизнес-ланчи, поездки в Сочи, абонемент в элитный спортзал, ночные клубы и отдых с подругами в Турции? Отказываться от этого в двадцать девять? Нет. Михаил выслушал и… слишком быстро согласился. Мы решили отказаться. Всем сказали, что девочка умерла при родах.
Антонина Семёновна работала в детском доме нянечкой три десятка лет. Казалось бы, должна была очерстветь, но каждый брошенный ребёнок больно царапал сердце. Особенно эта малютка с васильковыми глазами и доверчивой улыбкой.
Девочка сразу привязалась к Антонине: смеялась, хватала её за пальцы, лепетала что-то. «Дети уже взрослые, живут в городе, — думала она. — А мы с Петровичем в деревне: огород, корова, тишина. Почему бы и нет?»
— Возьмём её, — сказала мужу.
Тот пришёл, посмотрел на малышку, часто моргнул:
— Решай сама, Тоня. Если осилишь лечение — я помогу. Деньги как-нибудь найдём.
— Осилю, Петрович, осилю! — сжала его руку.
— Назовём Верой. Пусть судьба ей даст силы, — пробормотал он и вышел.
Так Вера обрела семью. Годы были тяжёлые: больницы, процедуры, поездки в санатории. Антонина ночами дежурила у кровати, днём штудировала медицинские справочники. Пётр работал до седьмого пота, похудел, поседел, но стоило Вере обнять его — и он молодел на глазах.
Вера росла доброй и светлой. Весь посёлок её любил. В пять лет она тащила бабке Агафье два огурца с огорода, гордо вышагивая:
— Вам теперь легче?
— Конечно, родная, ты у нас как лучик, — улыбалась старуха.
Операцию делали всем миром. Село молилось. Вера выжила. Сердце — цело. Душа — тоже.
Прошли годы. Вера закончила школу с золотой медалью, поступила в мединститут. В тот апрельский день она гуляла по парку. Цвела сирень, пели птицы. Девушка мечтала, как на майские поедет в деревню, будет копаться в огороде, а вечером пить чай с мёдом на крылечке.
Вдруг что-то мягкое стукнуло её по ноге — плюшевый мишка. На лавочке сидел мальчик и ухоженная женщина в дорогом пальто.
— Зачем бросил игрушку? — спросила Вера.
— Он мне не нужен! Он скоро умрёт! — крикнул мальчишка.
Женщина вздохнула:
— Извините… У него порок сердца. Родителям он не нужен, вот и живёт со мной. Внук…
Вера посмотрела на неё. Красивая, но глаза… пустые, как выгоревшее поле. Чтобы утешить, она рассказала свою историю: как её спасли приёмные родители, как вытащили с того света.
Женщина побледнела. Это была я.
Я смотрела на неё и не могла дышать. Моя дочь. Те же васильковые глаза, черты Михаила. Сердце колотилось, будто хотело вырваться.
— Не может быть… — прошептала я.
— Всё возможно! — улыбнулась Вера. — Главное — верить! Мои мама с папой меня вылечили. И у вас получится! Удачи!
Она ушла, оставив меня на скамейке.
Я сидела, будто разбитая. Это была она. Та самая. Ради кого я отказалась от всего… а в итоге потеряла всё. Михаил ушёл к другой, сын спивается, невестка сбежала, оставив больного внука.
Я хотела крикнуть: «Я твоя мать!» — но не смогла. Не имела права. Тогда я сама отдала это право.
А Вера шла по аллее, глядя в небо. Она не знала, что только что спасла ещё одно сердце.
