На окраине старинного городка в Сибири тянулась забытая всеми улочка. Дорога разбита, автобусы ходили редко, жителей оставалось мало. Но в последние годы сюда стали перебираться горожане, уставшие от шума мегаполиса. Дома покупали один за другим — кто-то ремонтировал, кто-то сносил и строил новые коттеджи.
Иван и Арина тоже переехали сюда. Купили старый домик в конце улицы, а городскую квартиру оставили дочери. Отремонтировали, выложили двор плиткой, разбили клумбы — как мечтали. Зять привёз из питомника молодую сосну, посадили её у забора — чтобы любовались все.
Сначала дерево болело, казалось, не приживётся. Но Арина с Иваном не сдавались — удобряли, поливали, разговаривали с ним, будто с живым. И однажды сосна ожила, начала расти. Медленно, но уверенно. В первую же зиму нарядили её гирляндами, внуки сфотографировались — и так началась традиция: каждое Рождество у дерева собиралась вся семья.
Через два года сосна стала настоящей красавицей — высокая, стройная, с густыми лапами. Летом вокруг неё цвели цветы, супруги мечтали поставить тут скамейку для вечерних посиделок. Но однажды утром Арина вышла во двор — и остолбенела. Сосны не было. Только пень. А чуть подальше, у мусорки — брошенное стволик их любимого дерева.
Шок. Слёзы. Гнев. Кто мог так поступить — не зимой, не в праздник, а посреди лета?
Иван, стиснув зубы, пошёл к соседке напротив — к Галине Петровне. Та давно косилась на них с неприязнью. Дом у неё старый, но ухоженный, сама она вдовела, сын навещал редко. А новые соседи, видимо, были ей как кость в горле.
— Зачем так, Галина Петровна? — спросил он без злости, но с болью.
— Разжились! — огрызнулась она. — Две машины! Двор — как с картинки! А ваша сосна мне покоя не давала. Внуки орут, топчутся, спать не дают!
— Так праздник же был… Гирлянды… Семья… — пробормотал он растерянно.
— А мне что, теперь летом окна не открывать из-за вашего шума?
Он молча развернулся. Дома рассказал жене. Арина долго молчала, потом вытерла слёзы и сказала:
— Зависть. Другого объяснения нет.
— Зависть — как ржавчина. Мы ведь такие же пенсионеры. Просто любим, чтобы вокруг было красиво.
Через неделю зять снова приехал и привёз две молодые сосны — крепкие, пушистые. Одну посадили у калитки, а вторую Иван взял и понёс… снова к Галине Петровне. Хотел помириться, чтобы сердце её смягчилось.
— Не нужна мне ваша жалость! — прошипела она. — Сажайте у себя, у меня своё есть.
Иван уже собирался уйти, как из-за забора выглянула другая соседка — баба Нина, лет восьмидесяти, жила через двор.
— Сосёнку несешь? Возьму, родной. Пусть растёт.
— Вам-то зачем, Нина Ивановна? Вы же одна…
— Так пусть будет. Может, после меня тут хорошие люди поселятся, а у них у ворот сосна стоять будет — обо мне вспомнят.
У Ивана ком в горле встал. Они с Ариной сами посадили дерево для бабы Нины, объяснили, как ухаживать, пообещали помогать. Потом Арина напекла пирогов — хотела отнести Галине Петровне, попробовать наладить мир.
Но Иван остановил:
— Не надо. Скажет, что отравлено. Лучше я предупрежу, что камеры поставили. Теперь весь двор под наблюдением.
Так и сделал. Подошёл к соседке и твёрдо сказал:
— Камеры работают. Если ещё что — сразу в полицию. Это уже вандализм, статья.
Она промолчала. Только глаза бегали.
С тех пор ни мусора у забора, ни злобных взглядов. Тишина. А новая сосна растёт. А старая осталась в памяти — как напоминание о том, что зависть уродует душу, а доброта живёт даже после нас.
