Тот самый день
Всё началось с того, что Светлана проспала. Не на пятнадцать минут — она очнулась без четверти десять, хотя обычно к восьми уже стояла на остановке с термосом и усталым взглядом. Сердце провалилось в пятки, будто кто-то выдернул коврик из-под её размеренной жизни. Телефон разрядился — шнур, как на зло, ночью выскользнул из розетки. В кране не было воды: плановое отключение, о котором она, разумеется, забыла. На кухне — хруст: её любимая кружка с надписью «Не сдавайся» разбилась вдребезги. Остались лишь осколки и гулкая пустота.
Та самая, тяжёлая тишина, от которой в ушах звенит. Когда дом не живёт, а замирает. И ты замираешь — не от покоя, а потому что сил дышать полной грудью уже нет.
На работу Света, конечно, опоздала. Влетела в офис с растрёпанной косой, без макияжа и с пятном на рукаве пальто. Коллеги косились. Кто-то усмехнулся, кто-то сделал вид, будто не заметил. Начальница вздохнула так, словно Светлана лично разрушила все её планы. И день покатился под откос — будто потянули за нитку, и всё распалось.
Света не оправдывалась. Просто села за компьютер, открыла папку. Но внутри всё ныло от бессилия, как под колючим свитером, который надо носить, но терпеть нет сил. Казалось, мир шепчет: «Ты знаешь, что так не должно быть».
После обеда позвонила учительница: у сына стычка с преподавателем. Грозят вызовом к директору, требуют объяснительную. Потом — смс из банка: карта ушла в минус, последний платёж не прошёл. А следом — фото от соседки: «Это у тебя потоп?» На потолке — мокрое пятно, как синяк на её и без того избитой жизни.
К вечеру Света сидела на холодных ступеньках подъезда. Колготки прилипли к ногам, пальцы коченели. Плечи опущены, сумка развязалась, будто вывернутая наизнанку душа. День не просто не сложился — он будто испытывал её, нажимая на больное.
Тут рядом остановилась девочка. Худая, с огромным рюкзаком и кривыми очками.
— Тётя, вам плохо?
Света подняла голову. Хотела отмахнуться, но слова застряли. Вопрос прозвучал искренне, без жалости.
— Плохо, — выдохнула она.
Девочка присела. Достала из рюкзака помятое, но чистое яблоко. Протянула обеими руками.
— Мама говорит, если кому-то грустно — надо поделиться. Хоть яблоком.
Света взяла. Откусила. Сладкое, с кислинкой. Аромат напомнил первое сентября и школьный двор. В груди что-то отпустило. Не боль — просто шум, который наконец стих.
— Спасибо. Как тебя зовут?
— Аня. А вас?
— Света.
— Не грустите, Света. Всё ещё наладится. Просто сейчас — не ваш день.
Света кивнула. Слабо, но уже с тенью улыбки.
Девочка встала, поправила рюкзак и ушла. Не оглядываясь. Шла быстро, будто знала: сделала всё, что могла. Света смотрела ей вслед. Где-то внутри вдруг теплело, будто зажгли крохотную свечку.
Она поднялась. Вернулась в квартиру. Сняла пальто. Позвонила сыну. Не ругаться — просто спросить, как дела. Сказала «прости», хотя не знала, за что. Просто захотелось первой сказать что-то доброе.
Потом налила воды коту Барсику. Подмела пол. Собрала осколки. Простые движения, но впервые за день — осознанные.
Наутро Света купила новую кружку. Алую. Яркую, как надежда. И механический будильник — с тиканьем, похожим на шёпот: «Ты жива. Время идёт — и ты вместе с ним».
Иногда всё рвётся не громко, а по швам. А потом — собирается заново. Не теми же руками, не из тех же кусочков. Но собирается. С яблока. С чужого искреннего слова. С мига, когда ты решаешь: хватит. Пора жить.
