Дневник, 3мая.
Выйдя из проходной бывшего заводa подшипников в Туле, я сжимаю в кармане расчётный лист. Ворота, где я отчитывался тридцать два года, стоят пустыми, будто пробитая дыра в привычном пути. На тополях над Тульским каналом мелькают жёлтые листочки, ветер срывает их и бросает вдоль забора. Завтра сюда никто не придёт, охрана останется лишь до конца месяца, пока сносят оборудование.
Дома, в однокомнатной квартире на шестом этаже, меня ждут остывший чай и гул пустого подъезда. За столом я раскладываю счета: газ, телефон, фонд капитального ремонта. На текущий момент хватит на месяцдва, потом придётся решать, чем платить. Трудовой центр обещает «повышенную защиту предпенсионеров», но в трудовой книжке токарьрасточник, и местные предприниматели не видят в этом выгоды. «Отчисления высокие, простите», вежливо отзываются они.
Через неделю пришёл в центр занятости. Консультант поправил бейджик и монотонно перечислил «варианты переобучения для граждан 55+»: охранник, комплектовщик, дворник. На столе лежала глянцевая листовка с мелким шрифтом о льготах 2024года. Защита защитой, но вакансий ноль. Я вышел на улицу, не зная, куда идти, и направился к набережной. Там подростки слушали экскурсовода из областного центра, который рассказывал о деревянном складе купца Ладыгина. Я поймал себя на том, что знаю о нём больше: мой прадед возил туда шпалы, пока пожар 1916го не сжёг здание в пепел.
Вечером вынул из шкафа семейный архив: открытки, пожелтевшие фотографии, записные книжки деда. Запах сухой бумаги наполняет комнату. В одной записке дед чертил маршрут от вокзала до маслобойни: «через Ратницкий овраг, к верстовым столбам». Пробежал глазами, ощутил лёгкое возбуждение. А что, если показать город так, как его помнят старые дворы, без пафоса, а честно?
Подать заявку на аттестацию можно до марта, без особого интереса произнесла сотрудница отдела туризма, листая брошюру. После этого работать гидом без удостоверения запрещено федеральным законом. Программ есть, но мест у нас мало.
Я протянул предварительный план прогулки: Вокзал, Ладыгинский спуск, Кожевенный ручей. Женщина кивнула, не глядя: «Оставьте, рассмотрим». Через десять минут я уже стоял в коридоре, разглядывая облупленные стены. Листок с маршрутом лежал на столе, прижатый степлером.
На следующий день вышел в город с тетрадью. У хлебного киоска продавал яблоки с дачи бывший сварщик Фёдор. Экскурсии задумал? хмыкнул он. Людям бы работу, а не истории. Я всё равно записал: «Киоск стоит на месте пожарной колонны 1890х, фундамент каменный проверить». Запись выглядела лёгкой, но каждая строка наполняла день смыслом.
К сумеркам дошёл до библиотеки на Советской. В читальный зал пускали до девяти. Старший библиотекарь Любовь Дмитриевна показала полку «Краеведение», вздохнув: Берут редко, только студенты, и то по разнарядке. Я погрузился в подшивки: отчёт городской думы 1914г., альманах «Река и пристань». Даты и фамилии выпадали из страниц, но иногда всплывала подробность: мост, построенный заводскими артелями, просуществовал всего два года изза паводка.
Три недели спустя вновь пошёл в администрацию. В руках плотная тетрадь, уже исписанная. Замначальник управления культуры пролистал первые страницы и, глядя в телефон, сказал: У нас маршрут «Исторический центр» давно утверждён, бюджет расписан. А ваши факты интересные, но сперва оформите удостоверение гида. Попробуйте весной, если финансирование продлят. В коридоре я ощутил смесь досады и упрямства. Если меня не мешают искать, пусть ищу дальше.
Ноябрьское утро, когда трава посерела от инея, встретил у подъезда бывшего сменного мастера Ивана Нечаева. Он отправлялся на стройку подсобником и спросил: Всё ещё за книжками бегаешь? Да, ответил я. Есть вещи, которые выгоды не дают, но жизнь облегчают. Нечаев пожал плечами, но предложил: Одолжу фотоаппарат, вдруг пригодится.
В городском архиве пахло сырой штукатуркой и холодной известкой; батареи едва греют. Я сидел в толстой куртке за столом из ДСП, листал газету «Пригородная жизнь» 1911года. Колонки о ярмарках сменялись нотами о потерянных кошельках. Карандашом отметил сводку о запуске «конки» конной линии от вокзала до главной площади. В учебниках о таком не писали. Возможно, линия была слишком короткой, чтобы её запомнили, но уже этот крохотный штрих менял картину.
Пятого декабря, когда над площадью кружились первые снежинки, я снова сидел в архиве почти один. Архивист вынес тяжёлый ящик с фотографиями дореволюственной промышленной выставки. Перебирая карточки, я наткнулся на отпечаток: блестящий павильон, толпа в котелках, а вдалеке маленький вагон с надписью «Тульская линия». Рельсы тянулись к вокзалу, по тротуару шёл дородный полицейский. Ни в справочнике, ни в краеведческой монографии «Тульская линия» такого не было значит, я держал в руках доказательство первой, пусть и короткой, трамвайной ветки города. Осторожно вложил фото в конверт, положил в внутренний карман. Теперь экскурсия обязана начаться, даже если придётся строить всё с нуля. Возврата к прежней жизни уже нет.
Я переслал снимок себе на телефон и разместил в городском чате «Наш двор наш город»: «Коллеги, ктонибудь слышал про эту линию?» Подпись: «Собираю материалы для экскурсии». Первые ответы пришли быстро смайлики, вопросительные знаки, один скептик написал: «Фотошоп». К утру учитель истории Толкачёв попросил копию для школьного кружка, а администратор паблика предложил сделать короткую заметку.
Через два дня заместитель начальника управления культуры, тот самый, что листал тетрадь, позвонил. Голос был натянут, но вежлив: Мы бы хотели увидеть оригинал. Я согласился встретиться в мэрии и пришёл с папкой. В приёмной пахло степлером и старым линолеумом. Чиновник, поглядывая на часы, попросил оставить карточку для «проверки подлинности», но я твёрдо сказал: Оставить не могу, но могу показать и дать скан. Упорство сработало: предложили записаться на заседание аттестационной комиссии уже 18 декабря. Без удостоверения, напомнили, брать деньги за экскурсию будет незаконно.
До комиссии оставалась неделя. По утрам я вспоминал станки, где каждая деталь врезалась в паз. Здесь пазов не было, но была логика: чужие сомнения перекрыть фактами. Распечатал маршрут, добавил остановку у бывшего депо и позвонил Нечаеву: Обещал фотоаппарат? Пригодится. В воскресенье, под тонкий снежный хруст, мы прошли весь путь от вокзала до сквера, где когдато сходились рельсы. Нечаев щёлкал затвором, ворчал, что руки мёрзнут, а в конце признался: «Знаешь, интересно ходить, когда есть, что слушать». Эти слова согрели лучше перчаток.
Комиссия собралась в актовом зале техникума: трое экспертов, один представитель области и дюжина соискателей. Я держал файл с фотографиями, сканами газет, выпиской из архивного фонда. Сначала спрашивали формальное нормы безопасности, права туриста, маршрутные листы. Затем кивнули: Представьте изюминку. Я развернул снимок с «Тульской линией» и коротко объяснил, как ветку продлили всего на восемь кварталов, а после паводка разобрали, поэтому о ней почти не писали. Одна женщинаэксперт подсказала: Этот сюжет может стать частью муниципальной программы. Итог объявили через полчаса: аттестацию прошли восемь кандидатов, среди них я. Временное удостоверение ламинированная карточка с гербом региона выдали сразу.
Следующим утром прикрепил бейдж к куртке и разместил объявление: «Пешеходная экскурсия Трамвай, которого не было воскресенье, сбор у старого часового павильона». Цена символическая: сто пятьдесят рублей с человека. К полудню записалось двенадцать жителей, включая библиотекаря, Толкачёва с двумя десятиклассниками и, к моему удивлению, секретаря того же замначальника культуры. Снег шел мелкий, безветренный, тротуар скрипел, когда группа вышла к первой остановке.
Я говорил ровно, почти так же, как когда инструктировал смену перед пуском станков: чётко, без лишних жестов. Показал фото прежней торговой площади, рассказал, как лошади тянули вагонетки по рельсам, а мальчишки подбрасывали камешки, чтобы звенело. У бывшей пожарной колонны остановился, развернул большой планшет с отсканированной карточкой любезность Нечаева. Толкачёв ахнул, секретарь снял короткое видео, школьники попросили подержать. Я впервые за недели услышал, как ктото шепчет соседу: «Неужели правда?». Этот шёпот звучал громче любых аплодисментов.
После двухчасовой прогулки, разогрев всех горячим чаем из термоса у конечной точки, я выставил на крышку урны коробку для отзывов. Люди кидали купюры, мелочь, оставляли телефоны. Секретарь города коротко сказала: Начальство просило передать благодарность и предложить включить маршрут в официальное расписание на весну, если подготовите документы. Я кивнул, заметив: впервые администрация говорит о «мы», а не «вы». Карточку с номером убрал во внутренний карман рядом с конвертом.
Вечером, сняв ботинки на коврике, высыпал выручку на стол: полторы тысячи ровно. Не миллионы, но достаточно, чтобы оплатить интернет и часть счетов. На кухне ровным светом горела лампа; газета с объявлением о поддержке предпенсионеров лежала под чайником теперь она казалась не столь пугающей. Открыл блокнот и записал: «Следующая тема мост артелей 1913, разрушенный паводком». За окном фонарь подсвечивал лёгкий снег. Город дышал тихо, без больших слов, однако в этом дыхании находилось место и мне.
Через два дня отнёс в администрацию пакет маршрутные листы, копии архивных документов и письмо, где предлагал провести для муниципальных гидов короткий семинар. Секретарь удивилась, но приняла бумаги. На выходе остановился у доски объявлений: сверху приклеили афишу «Весенний фестиваль уличных прогулок». Дата начала март. Внизу свободный угол ждал новых листков. Я мысленно посчитал шаги от доски до бывшего депо тридцать восемь, точно столько, сколько от токарного станка до окна в цехе. Тело помнит расстояния, даже если меняется маршрут.
Перед сном вынул из конверта оригинал фотографии, подержал её над настольной лампой и положил в пластиковый пакет. Затем закрепил на стене карту города, крохотной кнопкой отметил места, которым ещё предстоит зазвучать. В комнате не было запаха машинного масла, лишь тихое шуршание снежинок за подоконником. Выключил свет, оставив лампу ночником. Пятнистый свет ложился на карту. Маршрут продолжался
**Урок:** даже когда кажется, что всё уже закрыто, стоит искать маленькие следы прошлого они могут открыть дорогу к новому смыслу и вернуть уверенность в собственных силах.
