Сегодня мне стукнуло пятьдесят, и меня осенило жгучее прозрение, от которого перехватило дыхание.
Моя дочь, Светлана, обосновалась в посёлке под Нижним Новгородом, обзаведясь огромной семьёй: семеро ребятишек, рождённых почти друг за другом. Она выскочила замуж едва закончив институт, сдавая сессии с младенцем в слинге, а я, её отец, бросался на подмогу — качал, укачивал, лечил. Когда внуки температурили, ночи напролёт дежурил у их кроватей. Теперь, окидывая прошлое взглядом, вижу: груз легчал на меня, пока Светлана без передышки плодила детей. И, чёрт побери, раньше это меня тешило! Я купался в роли деда, наблюдал, как крепнут внучата, распирало от гордости за их успехи.
После свадьбы дочки от меня ушла жена. Удар под дых, но рождение первенца-внука выдернуло из пучины тоски. Потом второй, третий, четвёртый… Тогда же я вышел на пенсию по здоровью — одна нога короче с детства, да и сердце пошаливать стало. Погряз в рутине, забыв, что имею право на собственные мечты.
Неделю назад накопились личные дела, годами отложенные из-за внуков. Измотанный, но с железной решимостью, подошёл к Светлане: «Хочу вернуться в свою хрущёвку на окраине, тебе пора справляться самой». Её ответ хлёстнул, как оплеуха:
— Какой ещё «домой»? У меня девичник с подружками! Сиди тут, разве тебе есть чем заняться? Посмотрите на него — «делов» нахватался!
Я остолбенел. Слова жгли, как крапивой. Не проронив ни звука, вышел за порог. Пусть сама управится — это её дети, не мои!
Эта сцена вонзилась в память, как заноза. В чём-то Светлана права: моя жизнь истлела в её быте. Дома — вечная уборка, готовка, стирка. Забросил любимые книги, друзья, замерзшие от моих вечных отговорок про внуков, махнули рукой. А ведь мог вырвать хоть день в месяц — глотнуть воздуха, ощутить себя человеком!
Полвека пролетело, будто не жил. Что осталось? Тень, призрак, растворяющийся в чужих заботах. Решил: стоп. Никто не проживёт мои годы за меня. Да, обожаю внучат, помогу, если припрёт. Но сейчас — моё время. Вдохнуть полной грудью, не задыхаться в чужих следах.
Уже наметил план: созвониться с товарищами, с которыми раньше рыбачил под Ярославлем, пройтись по набережной Оки, возобновить резьбу по берёсте. Во мне ещё тлеют искры — маленькие радости, задавленные долгом. Люблю этих сорванцов, но хватит хоронить себя заживо. Пятьдесят — не закат, а рассвет. И я его встречу во всеоружии.
