— Вань, подъём, солнце уже в зените, пора на работу! — трясла мужа Марина, держа в одной руке подгоревшую яичницу, а в другой — слабую надежду, что он просто прикалывается.
— Не встану. Отстань, Маня. Всё, хватит. Больше на этот чёртов завод ногой не ступлю, — даже не открывая глаз, буркнул Иван и развернулся к стене.
Жена сначала усмехнулась — ну, бывает, после праздников тяжело втягиваться.
— Да перестань дурака валять! Юлькину свадьбу отгуляли, теперь давай, шевелись. Дел-то — невпроворот!
— Говорю серьёзно. Всё. Уволился. Ещё до отпуска заявление написал. Вчера — последний день.
— Ты что, Ваня?! Совсем рехнулся?! Где ты ещё такую зарплату найдёшь? До пенсии — рукой подать! Потерпи немного! — Марина побледнела, и сковородка чуть не выскользнула у неё из рук.
— Не могу больше. Кончились силы. Мы пятерых детей подняли. Два сына, три дочки. Всех выучили, всех пристроили. А теперь — моя очередь отдыхать.
— Да ты просто безмозглый, раз решил на шею детям сесть, — с горечью выдохнула жена. — Кто тебя кормить будет? Моя пенсия — смех да и только. А ты, значит, думаешь, они тебя содержать обязаны?
— Ну конечно. Родные ведь. Пятеро! Неужели не справятся?
— Да ты совсем съехал, старый хрыщ! — зашипела Марина. — У них своих проблем выше крыши. Ипотеки, дети, кредиты… А ты… бездельник! — схватила его за плечо и дёрнула.
Он резко оттолкнул её — она плечом ударилась о дверцу шкафа.
— Не лезь. Я решил. Всё.
Слёзы навернулись на глаза Марины. Она знала: если Ваня что решил — не переубедишь. Накинула платок и побежала к тёте Любе — мудрой старухе, к которой даже милиционеры за советами ходили.
— Тёть Люб, беда! Ваня с ума сошёл! Бросил работу, говорит, сил нет. Как его образумить?
— Да чего ты мечешься-то. Человек устал. Пять детей поднял — это тебе не бублики жевать. Да и возраст уже не тот. Дай человеку передохнуть.
— Ну уж нет! Вот дети приедут — быстро ему «отдых» устроят! — зло проговорила Марина.
Через неделю вся семья собралась. Марина накрыла стол так, что гости еле поместились. Смех, объятия, внуки носятся по двору. Но когда сели за стол, наступила тягостная пауза.
— Пап, — первым нарушил молчание старший, Дмитрий, — правда, что ты работу бросил?
— Правда, сынок. Хватит. Нет больше сил.
— Да ты что, пап? — встрял средний, Степан. — До пенсии — считай, ничего! Потерпи чуть-чуть.
— Я всё решил. Стажа у меня за сорок. Пенсии хватит. А вас — пятеро. Прокормите старика, небось.
Жена за его спиной еле сдерживала ухмылку, а дети заёрзали. Дмитрий крякнул:
— У нас сейчас ипотека… Сложно, пап.
— А у нас Алёнка в художку ходит, репетиторы… Деньги улетают, сам знаешь, — вставила жена Степана. Сам он потупился.
— А я… ремонт начал. К зиме закончить надо, потом продавать будем. Лишних денег нет, — вздохнул младший, Антон.
Дочери затараторили: у одной рассрочка на мебель, у другой муж на севере, денег не видит месяцами. Марина встала, как командир перед атакой:
— Ну вот, Иван, видишь? У всех свои заботы. А ты — лишний груз. Не стыдно? Детям помогать надо, а не с них тянуть. Завтра с утра — ищи работу. Без трудовой — домой не пущу. Ясно?
Иван медленно поднялся. Молча. Окинул взглядом детей, жену.
— Я вас пятерых вырастил… А вы одного отца прокормить не можете… — глухо бросил и ушёл в спальню.
Наутро он пошёл устраиваться. Взяли. Зарплата — вдвое меньше, но хоть что-то. Марина торжествовала — «вразумила». А через три дня он не вернулся домой.
Поздно ночью в дверь постучали. Из больницы сообщили: Иван умер. Остановка сердца. На работе стало плохо, не успели довезти.
Теперь Марина живёт одна. Пенсия — гроши. Дети навещают редко. В основном дочери. Сыновья звонят по праздникам.
А в ушах у неё звучат его последние слова:
«Я вас пятирых вырастил… а вы одного отца прокормить не хотите…»
