Пятнадцать лет слепоты: как сестра променяла жизнь на мираж, а теперь ищет виноватых
Мою сестру зовут Татьяна. Сейчас ей тридцать семь, и пятнадцать из них она провела в плену собственных иллюзий. Когда-то мы все пытались её вырвать оттуда. Отец и мать умоляли, уговаривали, расставляли сети из заботы, чтобы вытащить её из пропасти. Но теперь… Отца нет, мать едва держится, а Татьяна лишь сейчас решила, что пора подавать на развод. И, конечно же, с надеждой смотрит на нас: мол, помогите, не бросайте.
Всё началось ещё в университете. Татьяна влюбилась в своего однокурсника, самовлюблённого “поэта” по имени Артём. Он числил себя творческой личностью, но так и не стал никем. Читал стихи в подвальных кабаках, а вечера в его “богемном кругу” неизменно заканчивались бутылкой. Вся семья была в ужасе. Родители умоляли Татьяну не спешить с замужеством. Я тоже пыталась образумить её, но она и слышать не хотела. Любовь, твердила она, важнее здравого смысла.
Замуж вышла рано. И словно накликала беду. Артём не работал, жил на её скромные заработки. Считал себя выше “конторской каторги”. А Татьяна тянула всё: и хозяйство, и долги, и его пьяные выходки. Он мог швырнуть в неё тарелку, толкнуть со злобой, но она оправдывала это “его тонкой душевной организацией”.
Когда он уходил в запой, Татьяна бежала к родителям. Сидела у них неделями, просила денег. Мы уже не знали, как до неё достучаться. Отец предлагал ей перебраться к нам, мать не могла смотреть, как её дочь влачит жалкое существование с человеком, которому плевать и на неё, и на их крошечную дочь.
Да, у них родилась девочка. Слабая, болезненная, требующая постоянного ухода. Врачи предупредили сразу: возможны осложнения. Артём в это время пил ещё больше. А Татьяна… оставалась. Говорила, что не может бросить его в трудную минуту. Мол, он страдает не меньше. Девочка не прожила и года. Мать тогда слёгла — сердце не выдержало. У неё начались приступы. Отец ещё держался — хотел спасти хоть кого-то. Но тщетно.
Татьяна осталась с Артемом. Прошли годы, она родила сына. Говорят, здоровый мальчик. Я к тому времени уже не общалась с ней. Устала быть свидетелем её саморазрушения. Мы с мужем жили своей жизнью, мать изредка рассказывала о внуке.
А год назад не стало отца. Врачи не успели — сердце. Мать сдала, приступы возобновились. Я навещала её каждый день, помогала, чем могла. И вдруг звонок от Татьяны. Говорит, всё — решила разводиться. Артём снова пьёт, работать не хочет, алименты платить отказывается. А ей надо как-то жить. И, разумеется, она ждёт помощи от нас.
— Я устала, ребёнка нечем кормить, денег нет. Хочу жить как люди, — выдавила она сквозь слёзы.
Мать молчала, лишь опустила глаза. А я… не смогла сдержаться. Высказала всё: и как мы пытались её спасти, и как она отвергала любую помощь, живя в придуманном мире. Где она — жертва, а все вокруг обязаны её вытаскивать.
— Теперь, когда маме нужна помощь, ты вспомнила о нас? Где ты была, когда надо было слушать? Где ты была, когда отец умирал? Теперь вдруг прозрела?
Татьяна вскрикнула:
— Если не поможете — не увидите внука!
С этими словами она выбежала в коридор, хлопнув дверью. Я бы бросилась за ней, но мать схватилась за сердце. Пришлось вызывать скорую. До утра она лежала бледная, будто смерть прошла рядом. Мне больно за мать. Жаль племянника. Но не Татьяну.
Сама выбрала этот путь. Сама предпочла мираж реальности. Теперь, когда всё рухнуло, ищет виноватых. Но я больше не спасатель. Я устала.
Если встречу её снова — не знаю, хватит ли у меня сил промолчать…
