Ветеринарная клиника в Москве казалась тесной, будто стены сжимались от горя. Холодный свет ламп падал на металлический стол, застеленный потрёпанным пледом. В воздухе висела тишина тяжёлая, как предчувствие последнего вздоха.
На столе лежал Барс, когда-то могучий кавказский волкодав, чьи лапы топтали снега Кавказа, а уши слышали шум горных рек. Теперь его шерсть потускнела, дыхание стало хриплым, прерывистым. Рядом сидел Дмитрий, его хозяин, сгорбленный, будто горе уже придавило его плечи. Его пальцы дрожали, гладя Барса по ушам, словно пытаясь запомнить каждый завиток шерсти.
Ты был моей опорой, Барс, прошептал Дмитрий, голос срывался. Ты лизал мне ладони, когда мне было больно. Ты грел меня в стужу. Прости, что не смог тебя спасти
И тогда Барс, будто услышав его, приоткрыл мутные глаза. В них ещё теплилась жизнь. Он слабо ткнулся мордой в ладонь Дмитрия, будто говоря: «Я помню. Я здесь».
Дмитрий прижался лбом к его голове, и мир сузился до них двоих. Не было больше клиники, боли, страха. Только они человек и пёс, чьи сердца бились в унисон.
В углу стояли ветеринар Анна и медсестра Ирина. Анна сжала шприц в руке, её пальцы дрожали. Она уже поднесла его к лапе Барса, но вдруг остановилась. Нахмурилась. Приложила стетоскоп к его груди и резко выпрямилась.
Срочно капельницу! Антибиотики! крикнула она. Это не конец, это сепсис! Он борется!
Дмитрий замер. Сердце колотилось, будто пыталось вырваться из груди.
Он выживет?
Если успеем да, твёрдо ответила Анна.
Часы в коридоре тянулись мучительно. Дмитрий сжимал кулаки, прислушиваясь к каждому шороху за дверью.
Наконец дверь открылась. Анна вышла, усталая, но с улыбкой.
Температура падает. Он стабилен.
Дмитрий вошёл в кабинет. Барс лежал под капельницей, но глаза его уже были ясными. Увидев хозяина, он слабо вильнул хвостом.
Привет, боец, прошептал Дмитрий, касаясь его морды. Ты не сдался
Он ещё слаб, предупредила Анна. Но он хочет жить.
Дмитрий опустился на колени, прижался лбом к голове Барса.
Я не отпущу тебя, прошептал он. Мы ещё пройдём много дорог.
Барс медленно поднял лапу и положил её на руку хозяина.
Это было не прощание.
Это было обещание.
