Рыжий росток любви
Тоня полола грядки, ворча на сорняки, как вдруг за калиткой раздался голос. Вытерла ладонью лоб, разогнула спину и вышла во двор. У ворот стояла женщина лет сорока с пяти, с лицом, видавшим виды.
— Тоня, привет. Надо поговорить, — заявила она без ужимок.
— Ну заходи, коли уж приперлась, — буркнула Тоня и махнула рукой в сторону дома.
Пока чайник бурчал на плите, Тоня украдкой разглядывала гостью. Морщины, загар, взгляд усталый. Ясно — разговор предстоит не о погоде.
— Меня Нина зовут. Мы с тобой не знакомы, но я про тебя знаю. Без прелюдий скажу… У твоего покойного мужа сын есть. Малышу три года. Мишей зовут.
Тоня замерла, сжимая кружку так, что пальцы побелели. Гостья явно не походила на мать маленького ребенка.
— Да не мой он, — откозлячилась гостья. — У соседки моей, Лены. Твой Серега к ней заглядывал… Ну и вот, результат. Малёк рыжий, веснушчатый — вылитый твой муж. Даже ДНК не нужно. Только вот… Лена умерла. Простуду запустила, не долечилась. Малыш теперь сирота.
Тоня молчала, будто чаем подавилась.
— Ленка без родни была, одна. В магазине работала, комнату снимала. Если никто не заберет мальца — в детдом. А ты — жена Сергея, у тебя две дочки. По крови он им брат родной.
— И чё мне с того? У меня своих детей выше крыши! Ты что, решила, что я чужого ребенка на шею повешу? Да ещё после такого! — голос Тони задрожал. — Сама бери, раз такая сердобольная.
— Я своё дело сделала. Решай. Малыш славный, ласковый… В больнице пока. Документы оформляют. Время-то идет, — с этими словами Нина поднялась и ушла.
Тоня осталась сидеть на кухне. Чай остыл, а в голове прокручивались кадры прошлого.
Серегу она встретила после института. Рыжий, как лисица, с дурацкими шутками и стихами под гитару. Через год расписались, бабка им дом оставила. Родились Даша, потом Настя. Денег вечно не хватало, но как-то крутились. А потом Серега запил. Пропадал на сутки, врал, работу терял. Тоня пахала, как лошадь, думала разводиться. А он — бах, пьяный под машину.
Рыдали все. Даже Настя, хотя была крохой. А теперь выходит, у Сереги еще и сын был…
В этот момент в кухню влетела Дашка.
— Мам, чего киснешь? Мы с Настькой в кино собрались, а я жрать хочу…
Тоня молча швырнула на стол тарелку с картошкой и сосисками.
— А знаешь, что у тебя брат есть?
— Чего? Какой ещё брат? — Даша застыла с вилкой на весу.
— Серегин сын. Три годика. Мать его скончалась. Мальца в детдом отправят. Вот так вот.
— А ты его знаешь? Мать-то?
— Нет. Говорят, Лена, не здешняя. В магазине торговала. И всё.
На следующий день Дашка загнала Тоню в угол на кухне.
— Мам, мы с Настькой в больнице были. Видели Мишку. Он… ну, прямо как мы, мам. Щеки пухлые, рыжий. В кроватке стоит и ручки тянет. Мы ему яблоко дали, мандарин. Он плакал, маму звал…
— С ума сошли?! — взвилась Тоня. — Я одна вкалываю, вы учитесь, денег — кот наплакал, а вы мне еще и ребенка? Да как ты это вообще представляешь?
— Мам, ты сама всегда гвоздила — дети не виноваты. Он же не с неба свалился, он наш. Родной. Он не виноват, что папаша гулял!
— Денег нет! — выкрикнула Тоня. — Настьке репетитор нужен, тебе на поступление копить, а мне еще один рот кормить?
— А если оформить опеку, пособие дадут. Мам, ну ты же мать… посмотри на него. Просто глянь.
Тоня сдалась на третий день. Поехала в больницу. На посту сидела медсестра.
— Мальчик Миша… Три года. Говорят, в детдом его…
— А вы ему кто?
— Жена его отца. Покойного… хочу посмотреть, просто взглянуть…
— Вчера девочки были. Ваши, как я поняла. Он теперь без конца ревет. Ну, идите.
Тоня открыла дверь. В палате в кроватке сидел рыжий малыш. Вылитый Серега. Глаза васильковые, кудряшки торчком.
— Тётя… — прошептал он. — А мама где?
— Мамы нет, Мишенька…
Он разрыдался. Тоня подошла, взяла его на руки. Гладь по голове, а в груди будто что-то перевернулось.
— Забери меня… Кушать хочу… Домой хочу…
На следующий день Тоня собрала документы. С работы сбежала пораньше, подписала согласие на опеку. Подала заявление.
Прошло пятнадцать лет.
— Мам, ну не парься. Обещаю, всё будет пучком. Командира слушаться буду, письма присылать. Год — фигня, пролетит незаметно. А потом устроюсь на СТО к дяде Коле, ты ж знаешь, я с машинами на короткой ноге.
— Мой золотой… — Тоня провела рукой по рыжим вихрам, которые так и не поддались расческе.
Перед ней стоял высокий парень, уже не тот кудрявый малыш. Её сын.
Тоня обняла его крепко. В груди защемило — вот и вымахал.
— Ты помни, Мишаня… Живи по сердцу. Как я когда-то. Жизнь — она не только про калькулятор.
Мальчишка, принесенный болью, стал светом. Любовь, прошедшая сквозь предательство, не слабеет. Она просто становится другой — чище, настоящей.
