Рыжий росток любви
Тоня, стоя на коленях среди грядок, выдёргивала сорняки, когда услышала за калиткой чей-то голос. Она вытерла лоб ладонью, разогнула спину и вышла во двор. У ворот стояла незнакомая женщина, лет сорока с лишним.
— Тоня, здравствуй. Надо поговорить, — сказала та твёрдо.
— Здравствуй… Заходи, коли пришла, — сухо ответила Тоня и пропустила её во двор.
Пока кипятился чайник, хозяйка украдкой разглядывала гостью. Лицо у женщины было усталым, глаза прищурены от солнца. Было ясно — разговор предстоит нелёгкий.
— Меня зовут Нина. Мы с тобой не знакомы, но я о тебе слышала. Не стану ходить вокруг да около… У твоего покойного мужа есть сын. Мальчишке три года. Зовут Миша.
Тоня застыла, пристально глядя на неё. Та выглядела слишком взрослой, чтобы быть матерью малыша.
— Не мой, — догадалась женщина. — У моей соседки, Катьки. Твой Димка к ней захаживал… Ну, и вышло вот что. Мальчишка рыжий, веснушчатый — выглядок его отца. Даже экспертиза не нужна. Только вот… Катька умерла. Пневмонию запустила, не выкарабкалась. Мальчик теперь сирота.
Тоня молчала, сжимая чашку в руках.
— Катька никого не имела — ни родни, ни близких. В магазине работала, комнату снимала. Ребёнка, если никто не заберёт, отправят в детдом. А ты — жена Дмитрия, у тебя две дочки. По крови он им не чужой. Родной брат.
— А мне-то что с того? Своих детей хватает! Хочешь, чтобы я чужого ребёнка на себя взяла? Да ещё после такого! — голос Тони задрожал. — Возьми сама, раз сердце велит.
— Моё дело сказать. Твоё — решать. Мальчик добрый, ласковый… Сейчас в больнице. Документы оформляют. Время идёт, — Нина поднялась и вышла.
Тоня осталась сидеть на кухне. Чай остывал, а в голове всплывали воспоминания.
Дмитрия она встретила после техникума. Рыжий, весёлый, с дурацкими стишками и анекдотами. Через год сыграли свадьбу, бабушка оставила им дом. Родились Маша, потом Надя. Денег вечно не хватало, но держались. Потом Дима начал пить. Пропадал на сутки, врал, работу терял. Тоня надрывалась, думала о разводе. А он — погиб, пьяный попал под машину.
Плакали все. Даже Надя, совсем кроха. А теперь выходит, у Дмитрия был сын…
В этот момент в дом вбежала Маша.
— Мам, чего сидишь такая? Мы в кино собрались, а я есть хочу…
Тоня молча поставила перед ней тарелку с картошкой и сосисками.
— А ты знаешь, что у тебя есть брат?
— Что? Какой брат? — Маша застыла.
— Отцовский сын. Три года. Мать его умерла. Мальчика в детдом собираются отдать. Вот так.
— А ты знаешь его? Мать?
— Нет. Говорят, Катька, не здешняя. В магазине работала. Всё.
На следующий день Маша подошла к Тоне на кухне.
— Мам, мы с Надей ездили в больницу. Видели Мишу. Он… он на нас похож, мам. Щекастый, рыжий. В кроватке стоит, ручки тянет. Мы ему яблоко дали, мандарин. Плакал, маму звал…
— Что у вас за фантазии?! — сорвалась Тоня. — Я одна вкалываю, вы учитесь, денег кот наплакал, а вы мне ещё и ребёнка? Как ты себе это представляешь?
— Мам, ты сама всегда говорила — дети не виноваты. Его же не с неба уронили, он наш. Родной. Он не виноват, что отец его нагулял!
— Денег нет! — выкрикнула Тоня. — Наде учиться, тебе поступать, и мне ещё один рот кормить?
— А если оформить опеку, пособие дадут. Мам, ну ты же… посмотри на него. Просто взгляни.
Тоня сдалась на третий день. Поехала в больницу. На посту сидела медсестра.
— Мальчик Миша… Три года. Говорят, его в детдом…
— А вы ему кто?
— Жена его отца. Покойного… хочу посмотреть, просто увидеть…
— Вчера девочки были. Ваши, как поняла. Он теперь без конца плачет. Ну, проходите.
Тоня открыла дверь. В кроватке сидел рыжий мальчишка. Вылитый Дмитрий. Голубые глаза, кудрявые волосы.
— Тётя… — прошептал он. — А мама где моя?
— Мамы нет, Мишенька…
Он разрыдался. Тоня подошла, взяла его на руки. Гладила по голове, чувствуя, как что-то внутри перевернулось.
— Возьми меня… Я кушать хочу… Я домой хочу…
На следующий день Тоня собрала документы. Ушла с работы пораньше, подписала согласие на опеку. Подала заявление.
Прошло пятнадцать лет.
— Мам, ну ты не переживай. Обещаю, всё будет в порядке. Командира слушаться буду, писать буду. Год — ерунда, быстро пройдёт. А потом в автосервис к дяде Сашиному устроюсь, ты же знаешь, я с машинами лажу.
— Мой золотой… — Тоня провела рукой по рыжим кудрям, которые так и не стали приличной причёской.
Перед ней стоял высокий парень, уже не мальчик. Её сын.
Тоня крепко обняла его. Сердце сжималось — вот и вырос.
— Ты только помни, Миш… Живи по совести. Как я когда-то. Жизнь — она ведь не только про расчёты.
Мальчик, принесённый болью, стал смыслом. Любовь, прошедшая через предательство, не становится слабее. Она становится чище.
